Оборотень - [55]

Глава XVII КАНУН ВСЕХ СВЯТЫХ

– Бедный мой малютка, – жаловалась Мария Беатриче на своем родном языке, прижимая ребенка к своей груди. – И еще они говорят, что ты не мое дитя… ты самое дорогое сокровище у твоей несчастной матери! Жестокие! Жесточайшие! Даже твои сестры ненавидят тебя и не хотят признавать тебя, сокровище моего сердца!

Анне, стоявшей в амбразуре окна, было совестно услышать слова бедной королевы, очевидно, думавшей, что поблизости нет никого, кто бы понимал по-итальянски.

В этот вечер последовало распоряжение приготовиться к отъезду в Вайт-Голь на следующий день.

– И я могу, – сказала Эстер Бриджмэн, – сообщить вам по секрету причину этого, которую я знаю из самого верного источника. Принц Оранский собирает армию и флот для разъяснения некоторых вопросов, особенно же в связи с рождением одного, знакомого нам, молодого джентльмена.

– Неужто у него хватит нахальства? – воскликнула Анна.

– Тут нет ничего удивительного, если вспомнить о ядовитых годах в Кон-Пите.

– Но что же они сделают с нами? – спросила в ужасе Джен Гемфрис.

– С вами – ничего, моя милая, а также и с Порцией; вы обе добрые протестантки, – отвечала Эстер с насмешкой в голосе.

– М-рис Ройер говорила, что это для крестин, – сказала Джен, – и тогда нам сделают новые платья. Я рада, что мы едем в город. Там не может быть такой смертельной скуки, как здесь; смотри целый день на падающие листья – с ума можно сойти.

Многие предсказывали, что если принц действительно высадится, то это будет только повторением попытки Монмута, что сильно пугало Анну, потому что она, вместе с другими обитателями Винчестера, приходила в ужас и негодование ввиду судьбы, постигшей несчастную леди Лайль, и достаточно наслушалась о кровавых ужасах; так что с трепетом смотрела, как страшный лорд-канцлер, с его красным лицом, высаживался из кареты.

Вначале казалось, что двор как будто успокоился под влиянием этих предсказаний; хотя по приезде в Вайт-Голь был сделан строгий допрос всем свидетелям, присутствовавшим при рождении принца, и показания их были напечатаны в виде особого отчета, который, по-видимому, должен был прекратить все сомнения; но Джен Гемфрис, которая провела день у своего отца в «Золотом Ягненке», сообщила, что люди только смеялись.

Анна негодовала ввиду такой несправедливости и еще более привязалась к королеве и маленькому принцу. Кроме того, Полина продолжала привлекать ее своим примером, и, кроме того, патер Кремп оказался в диспутах сильнее отца Живерле или, может быть, он касался ее более слабых сторон; но только в ней начинали пробуждаться сомнения и мелькала мысль, не понапрасну ли она приносила себя в жертву, когда перед ней открывался лучший путь.

Но сознание одной выгоды и поверхностное отношение к религии среди большинства окружавших ее возбуждали ее отвращение и удерживали от решительного шага. Она не могла не заметить, что в то время, как Полина продолжала убеждать ее, Эстер совершенно прекратила свои убеждения и даже старалась удержать ее.

Перед самым крещением, или, скорее присоединением к церкви, леди Повис, от имени короля и королевы, предложила ей место помощницы гувернантки; причем ей приходилось бы проводить большую часть времени в играх с маленьким принцем, и она сразу заняла бы высшее положение в его штате, но, конечно, все это при условии ее перехода в католичество.

Уже одно соображение, что она избавится при этом от фамильярностей Джен и Эстер, было достаточным искушением.

– Мадам, я благодарю вас, я благодарю их величества, – сказала она, – но я не могу сделать этого таким образом.

– Я понимаю вас, мисс Вудфорд, – сказала леди Повис, бывшая благородной женщиной в полном значении слова. – Ваши побуждения в этом случае должны быть выше даже собственных подозрений. Я уважаю вас за это и не сделала бы вам такого предложения, иначе как по особому повелению, но я все-таки надеюсь, когда эти сомнения исчезнут, что вы все-таки присоединитесь к нам.

Для нее было огорчением, когда на это место назначили Эстер Бриджмэн, менее ее подходившую для этого, так как ее менее любил ребенок, и манеры ее не отличались благовоспитанностью, не говоря уже о том, что она не знала никакого другого языка, кроме своего собственного, да и на том говорила неправильно и с акцентом, который мог перейти к принцу. Но, несмотря на все это, она заняла высшее место, и во время крещения стояла впереди мисс Вудфорд, находившейся в задних рядах вместе с прислугою.

Настроение двора к этому времени улучшилось вследствие полученного известия о гибели Голландского флота во время шторма.

Д-р Вудфорд стеснялся писать откровенно своей племяннице, опасаясь повредить ей, и она только догадывалась, что он сильно беспокоился на ее счет.

Наступил вечер на праздник Всех Святых, когда должна была происходить вечерня в королевской капелле С-т-Джемского дворца, превращенной тогда в католическую, проповедь должен был говорить один известный доминиканский монах, и все собирались туда. В этот же вечер в Кон-Пите предполагалось другого рода торжество; так как добродушная принцесса Анна разрешила устроить здесь ужин, за которым должны были следовать разные игры и гаданья, приличные такому вечеру, и на который были приглашены свободные от занятий низшие придворные чины и из Вайт-Голя.