Оборотень - [108]

Отец покойного принадлежал к сельской партии, дядя его, в свите которого он находился, занимал видный дипломатический пост. Что может быть очевиднее предположения, что он являлся посредником в передаче такой корреспонденции, и что за ним пристально следили члены партии, поддерживавшей семейство Стюартов? Мы уже видели, до чего может довести самых совестливых людей то чувство ослепления, которое они именуют верностью присяге. Покойный уже раз имел вооруженное столкновение с одним из членов семейства Арчфильдов, только что оправданного в обвинении в убийстве; принимая в соображение необычный час, когда два кузена сошлись близ Порчестера, что в платье убитого не было найдено бумаг, но все ценные вещи оставались в целости, что главная свидетельница близко стояла к так называемому принцу Вельскому, – он, обвинитель, не мог освободиться от впечатления, что хотя чувство личной ненависти и обостряло нанесенный удар, но всё же причиною нападения были другие, более глубокие и пока еще не обнаруженные причины.

– Он ничего не сделает с этим, – прошептал м-р Ли. – Бедный Перегрин был столько же вигом, как и старый сэр Филипп.

– Это, во всяком случае, подействует нехорошо на присяжных, – шепнул в ответ м-р Гаркорт, – и уронит в их глазах показания леди.

М-р Коупер заметил в заключение своей речи, что в прежнем деле правда выяснилась только наполовину, но что при полном освещении истины вся эта история примет другой вид, и тогда обнаружится, что бедный погибший юноша дал повод к преследованию не в качестве галантного кавалера, но как патриот, ставший жертвою молодых браво из среды торийских фамилий. Для него – обвинителя – было совершенно ясно, что подсудимый в надежде, что его преступление забылось и не открыто, вернулся сюда с единственною целью примкнуть к восстанию, по счастью потерпевшему неудачу. Он знал с достоверностью, что изменник Чарнок был принят в доме его отца и что м-р Седли Арчфильд, при нескольких случаях, выражался крайне неблагонамеренно; поэтому повод к возвращению подсудимого именно в это время очевиден, и только одному вмешательству Провидения можно приписать то счастливое обстоятельство, что именно теперь возник, ли поводы к обвинению его в убийстве.

Речь эта, видимо, произвела впечатление, и многие с опасением взглянули на высокую, неподвижно стоявшую фигуру подсудимого, как будто ожидая, что он сейчас перебьет их всех.

Как и раньше, допрос начался с Роберта Окшота относительно платья и шпаги, но м-р Коупер избегал теперь говорить о скелете и начал спрашивать его об отношениях, в которых были между собою молодые люди.

– Да, – сказал Роберт, – они ссорились, но так, по-соседски.

– Что вы называете – по-соседски?

– Над покойным братом часто издевались за его странность. Но мы тоже не давали ему спуску, – сознался откровенно Роберт.

– Это когда вы были мальчиками?

– Да.

– Ну, а после его возвращения из-за границы?

– Было то же самое. Он казался таким франтом.

– Вы говорите неопределенно. Не было ли поводов к особой ненависти?

– Мой брат перекупил лошадь, которую хотел купить Арчфильд.

– Повздорили ли они при этом?

– Нет, сколько я знаю.

– Можете вы привести пример, когда подсудимый выражал свое неудовольствие покойному?

– Я видел раз, как он нахмурился, когда мой брат открыл калитку для проезда его жены.

– Следовательно, он ухаживал за м-рис Арчфильд. Лицо Чарльза вспыхнуло при этом, и он сделал шаг вперед, но Роберт отвечал угрюмо: – Только простая вежливость: но он всегда походил манерами на француза и любил подразнить Арчфильда.

– Не случалось ли им ссориться в вашем присутствии.

– Нет. До этого они не дошли.

– Благодарю вас, м-р Окшот, – сказал подсудимый, когда м-р Коупер кончил допрос. – Вы показываете, что кроме простой вежливости, ничего не было между вашим братом и моей бедной молодой женой.

– Конечно, – отвечал Роберт.

– Ничего, что могло дать повод к серьезным неудовольствиям?

– Ничего.

– Какие были политические мнения вашего брата?

– Ну, – и тут он задумался, – ему очень нравилась бывшая королева и он не терпел принца Оранского. Ему всегда доставалось за это от моего отца.

– Не подозревали ли вы, что он тайный агент?

– Нет.

Тут м-р Коупер быстро поднялся.

– Сэр, вы, кажется, меньшой брат?

– Да.

– Сколько вам было лет в то время?

– Около девятнадцати.

– О! – сказал он многозначительно, как будто это объясняло его непонимание.

Подсудимый продолжал допрос и спросил, были ли поиски после того, как хватились покойного.

– Почти никаких.

– Почему?

– Ему всегда не нравилось дома, и мы решили, что он бежал к своему дяде в Московию.

– Что побудило вас обыскать склеп.

– Мою жену беспокоили рассказы о привидении.

– Видели вы когда-нибудь его призрак?

– Нет, никогда.

Вот все, что можно было извлечь из Роберта Оквуда. И теперь опять пришла очередь Анны Вудфорд, причем в допросе м-ра Коупера было еще больше иронии и грубости, чем за день перед тем. Но несмотря на это, ей предстояло теперь сравнительно меньшее испытание, хотя пришлось касаться самых тяжелых вещей, так как она была увереннее в себе и для нее большой поддержкой были глаза Чарльза, все время обращенные на нее, по выражению которых она видела, что говорила как следует и согласно его желанию.