Обольстить грешника - [34]

— За горячей водой послали? — спросил он, бросив камзол на кресло.

— Да.

Он резко повернулся, услышав ее голос. Его лицо было лишено какого-либо выражения, а глаза прищурены. Если бы она не была очень, очень храброй женщиной, она бы попятилась от него. Он был таким большим и стоял неподвижно, мрачно глядя на нее.

Но тут он улыбнулся:

— Возлюбленная жена моя, простите меня, но я не ожидал увидеть вас здесь.

Она молча кивнула, не доверяя своему голосу. Странная нервная дрожь охватила ее, но она понимала: нужно держать себя в руках, не то ее чувства выплеснутся наружу.

Он подошел к гардеробной и приоткрыл дверь.

— А Пинч здесь?

— Нет.

Он кивнул и закрыл дверь. В другую открытую дверь вошел Спрат с большим кувшином, из которого шел пар. Вслед за ним появилась горничная с серебряным подносом, на котором лежали хлеб, сыр и фрукты. Слуги освободились от своей ноши, и Спрат вопросительно взглянул на Мелисанду:

— Миледи?

— Это все, — кивнула она.

Они торопливо вышли из комнаты, и наступила тишина.

Вейл перевел взгляд с нее на еду на подносе.

— Как вы узнали…

Она узнала довольно просто — от слуг, они сказали, что обычно, когда лорд Вейл возвращается вечером, ему подают легкие закуски. Она пожала плечами и подошла к нему.

— Я не хотела нарушать ваш привычный распорядок. Он смутился.

— То есть… э…

Казалось, он потерял ход мыслей, возможно, потому, что она начала расстегивать его жилет. Она сосредоточила внимание на медных пуговицах и прорезных петлях, чувствуя, как меняется ее дыхание от столь соблазнительной близости. Он стоял совсем рядом, она чувствовала тепло его тела через все слои одежды. Страшная мысль пришла ей в голову. Сколько других женщин владели этой привилегией раздевать его?

Она подняла голову и увидела его бирюзово-синие глаза.

— Да?

Он кашлянул.

— О, как мило с вашей стороны!

— Разве? — Она подняла брови и снова занялась пуговицами. Где он был этой ночью? С другой женщиной? Ведь он мужчина с неутолимым аппетитом, а она не может в данный момент утолить его голод. И вполне вероятно, он искал насыщения в другом месте. Она расстегнула последнюю пуговицу и подняла глаза. — Пожалуйста.

Джаспер поднял руки, позволяя ей снять с себя жилет. Развязывая его шейный платок, она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Его дыхание шевелило ей волосы, она ощущала запах вина. Мелисанда и понятия не имела, куда он уходил по вечерам. Возможно, он занимался тем, чем и все джентльмены, — играл, пьянствовал и, вероятно, развратничал. Ее пальцы дрогнули при этой мысли, и она, наконец, определила чувство, переполнявшее ее, — ревность. К этому она была совершенно не готова, хотя давно знала, кто он и какой он. Но она верила, что ее вполне удовлетворит та часть его, пусть самая малая, которую он был готов делить с ней. Других женщин, когда они появятся, она просто не будет замечать.

А теперь она обнаружила, что жестоко ошибалась. Она хотела всего его.

Мелисанда отложила в сторону шейный платок и начала расстегивать рубашку. Теплота его кожи просачивалась сквозь тонкую ткань и обволакивала ее пальцы. Запах его кожи был горячим, настоящим запахом мужчины. Она вдыхала его, незаметно принюхиваясь. От него пахло сандаловым деревом и лимонным мылом.

Над ее головой раздался его голос:

— Вам не стоит…

— Я знаю.

Когда была расстегнута последняя пуговица, он наклонился, и она стащила с него рубашку. Он выпрямился, и на минуту у нее остановилось дыхание. Он был высоким мужчиной, даже рядом с ней — ее голова доставала ему только до подбородка, а грудь и плечи были широкие, пропорционально его росту. Широкие и почти худые. В рубашке он даже мог показаться худощавым. Но не тогда, когда он снимал ее. Длинные крепкие мускулы выступали на его руках и плечах. Она знала: почти каждый день он ездит верхом — и сейчас одобрительно отметила результат этих занятий. Его грудь была покрыта легкими мягкими волосами, они спускались к животу, а потом продолжались где-то внизу. Тонкая полоска волос, опускавшаяся от его пупка, была самым эротическим зрелищем, которое она могла только вообразить. Ей безумно захотелось потрогать ее, провести рукой до того места, где она исчезала в его бриджах.

Мелисанда отвела взгляд и посмотрела ему в лицо. Он следил за ней: на его скулах кожа натянулась, и щеки ввалились. Губы образовали жесткую линию.

Она глубоко вздохнула и указала на стул, стоявший позади него:

— Пожалуйста, сядьте.

Он удивился и, садясь, перевел взгляд с кувшина с горячей водой на нее.

— Вы собираетесь поиграть еще и в цирюльника? Она намочила салфетку в горячей воде.

— Вы мне доверяете?

Он не сводил с нее глаз, и она постаралась, прикладывая салфетку к его щеке, скрыть улыбку. Она узнала от Спрата, что Вейл любит мыться и бриться по вечерам. Вероятно, еще не пришло время помогать ему, принять ванну, но побрить его она могла. Когда ее отец был прикован к постели своей последней болезнью, она была единственной, кому он позволял приближаться к нему с бритвой. Это было странно, поскольку он никогда не проявлял к ней особенной любви.

Мелисанда подошла к комоду, на котором Пинч разложил бритвенные принадлежности, и взяла бритву. Пальцем проверила ее остроту.