Обнаженный меч - [133]
Дворец закружился в глазах халифа Мотасима. Словно бы ноги его лишились опоры, отрывались от пола. Халиф с трудом взял себя в руки, большим усилием воли скрыл разочарование и выхватил обнаженный меч из-за пояса Бабека.
— Сколько снес голов ты этим мечом?
— Столько, сколько зарубок на клинке и рукояти. Жаль, что не, смог истребить всех убийц в халифате, — и Бабек с сожалением качнул головой.
Халиф Мотасим окинул взглядом зарубки на клинке и рукояти Бабекова меча. Ужас объял его. Этих тонких, густых полосок невозможно было сосчитать. А надпись на мече халиф прочитал несколько раз: "О, молодец, если вложишь меч в ножны, не берись за его рукоять". "Надо заткнуть ему глотку!" — Халиф до крови закусил губу и, топнув ногой, неподобающе визгливо крикнул:
— Палача! Палача! Палача сюда!
Черная занавесь мгновенно раздвинулась. Показалась наводящая ужас фигура Масрура с мечом в руке. Зеленые жилы, проступающие на бритом его черепе, взбухли, на открытых руках и голенях щетинились черные волосы: "О аллах, всемогущий и всемилостивейший, ты свидетель: я подневольный раб и за эту кровь на том свете не ответчик". Сама смерть глядела его глазами, вылезшими на лоб, а бескровные губы его тряслись и шептали молитву: "Прости мне вину мою, о аллах, я достигаю мечты…"
Масрур, шепча молитву, самоуверенно вышел вперед, с мечом в руке замер перед троном и, согнув свою безобразную тушу, несколько раз поклонился халифу:
— Я готов исполнить повеление светоча вселенной.
Халиф поморщился, его рыжее, застывшее, тупое лицо еще более потемнело. Халиф истошно заорал:
— Искроши этого кяфира! Мой покойный отец, халиф Гарун, всегда говорил: тот, кто вздумает приручить волка, в конце концов поставит себя в глупое и опасное положение.
Масрур осклабился, самодовольно принял меч и взвесил его в руке: "Знатный меч, приберегу его для голов, что редко встречаются".
"Когда рука тянется к мечу, голос разума смолкает" — произнес халиф Мотасим, заложил руки за спину и долго прохаживался по залу. Вдруг он остановился и подал знак стражникам и черным рабам, чтобы те подвели Бабека к плахе. Приказ был исполнен. Масрур хотел было завязать Бабеку глаза красным платком. Бабек возмутился и грудью столкнул Масрура на подстилку. Тот запыхтел и, обозленно схватив выроненный меч, надвинулся на Бабека:
— Нечестивец! Не очень-то старайся, сейчас я тебя, как и Гаджи Джафара, заставлю замолчать навсегда. Он тоже перед смертью не желал склониться перед моим мечом.
Масрур с помощью стражников и черных рабов подтащил Бабека к колоде и снова собрался завязать глаза красным платком. Но услышал упрямое:
— Палач, не завязывай мне глаза. Я хочу умереть, глядя на этот мир. На мою Страну Огней!
Халиф Мотасим выпучил свои синие глаза и, теребя редкую, длинную бороду, язвительно усмехнулся:
— Пусть глаза его останутся открытыми. Пусть его желание исполнится. Пусть умрет, любуясь атешгяхами, в которых угасают огни, и солнцем, которому он поклоняется, твердя о свободе. Сначала отруби ему руки!
Масрур набычился. Сперва он отрубил Бабеку правую руку. Бабек не издал ни звука. Затем палач отсек левую руку. Бабек снова сдержал стон и порывисто наклонил голову к кровоточащим обрубкам и окрасил себе лицо собственной кровью. Халиф Мотасим, ударив ладонью о ладонь, хохотнул:
— Что это еще за выходки перед смертью, кяфир?
— Я не хочу, чтобы ты, убийца, видел, как бледнеет лицо у меня от потери крови.
Меч Масрура опустился на шею Бабека. "Чтоб у тебя руки отсохли, палач!" Философ аль-Кинди в душе возмущался и рыдал. У шейха Исмаила шевельнулись губы: "Инна лиллах ва инна илейхи раджиун"[152]. Афшина объял смертельный ужас.
В зале на мгновение воцарилась могильная тишина. От нее закладывало уши. На губах у всех застыла загадочная улыбка. Взгляды словно поздравляли друг друга. "Наконец-то халиф Мотасим избавил халифат от меча Бабека. Пусть всевышний пошлет повелителю правоверных долгую жизнь, а трон его сделает вечным". Казалось, мир в одно мгновение разрушится. Не скоро опомнились сановники и, облизывая потрескавшиеся от страха губы и твердя "текбир", "текбир"[153], подходили и, макая руки в горячую кровь Бабека, проводили ими по своим лицам. "Бисмиллах! Да смоет аллах с лица земли все дьявольское!"
Афшин тоже смочил дрожащие пальцы кровью, провел ими по своему лицу и с испугом, никем не замеченным, посмотрел на халифа. "А вдруг этот изверг прикажет обезглавить и меня?!" И в этот миг злобный взгляд халифа встретился с оробелым взглядом Афшина. Зрачки вспыхнули. "Предатель". Внезапно халифа словно бы молнией поразило. Его лицо, тронутое дыханием смерти, окончательно почернело, крылья носа, похожего на клюв коршуна, покраснели. Бескровные губы его шевельнулись. "Тысячекратно жаль!" Мотасим отвел свои широко раскрытые от смятения синие глаза от испуганных глаз Афшина, перевел взгляд на окровавленный меч Масрура и потом огорченно заложил руки за спину: "Надо было бы его, дьявола, пощадить, да уже поздно. Лучше бы меня не учили читать и писать, чтобы я не мог подписать смертный приговор такому воину!"
Что переживал Афшин после мстительного взгляда халифа, какая буря поднялась в его душе, какое потрясение испытал он, — трудно представить. Сколько ни старался он в мыслях отдалить свою напряженно побагровевшую шею от колоды Масрура, это ему не удавалось. "Надо мне было принять условия Бабека. Жаль его. Такого полководца творец еще не создавал. И сын его, Атар, был весь в отца".
Действие исторического романа итальянской писательницы разворачивается во второй половине XV века. В центре книги образ герцога Миланского, одного из последних правителей выдающейся династии Сфорца. Рассказывая историю стремительного восхождения и столь же стремительного падения герцога Лудовико, писательница придерживается строгой историчности в изложении событий и в то же время облекает свое повествование в занимательно-беллетристическую форму.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В основу романов Владимира Ларионовича Якимова положен исторический материал, мало известный широкой публике. Роман «За рубежом и на Москве», публикуемый в данном томе, повествует об установлении царём Алексеем Михайловичем связей с зарубежными странами. С середины XVII века при дворе Тишайшего всё сильнее и смелее проявляется тяга к европейской культуре. Понимая необходимость выхода России из духовной изоляции, государь и его ближайшие сподвижники организуют ряд посольских экспедиций в страны Европы, прививают новшества на российской почве.
Владимир Войнович начал свою литературную деятельность как поэт. В содружестве с разными композиторами он написал много песен. Среди них — широко известные «Комсомольцы двадцатого года» и «Я верю, друзья…», ставшая гимном советских космонавтов. В 1961 году писатель опубликовал первую повесть — «Мы здесь живем». Затем вышли повести «Хочу быть честным» и «Два товарища». Пьесы, написанные по этим повестям, поставлены многими театрами страны. «Степень доверия» — первая историческая повесть Войновича.
«Преследовать безостановочно одну и ту же цель – в этом тайна успеха. А что такое успех? Мне кажется, он не в аплодисментах толпы, а скорее в том удовлетворении, которое получаешь от приближения к совершенству. Когда-то я думала, что успех – это счастье. Я ошибалась. Счастье – мотылек, который чарует на миг и улетает». Невероятная история величайшей балерины Анны Павловой в новом романе от автора бестселлеров «Княгиня Ольга» и «Последняя любовь Екатерины Великой»! С тех самых пор, как маленькая Анна затаив дыхание впервые смотрела «Спящую красавицу», увлечение театром стало для будущей величайшей балерины смыслом жизни, началом восхождения на вершину мировой славы.
Генезис «интеллигентской» русофобии Б. Садовской попытался раскрыть в обращенной к эпохе императора Николая I повести «Кровавая звезда», масштабной по содержанию и поставленным вопросам. Повесть эту можно воспринимать в качестве своеобразного пролога к «Шестому часу»; впрочем, она, может быть, и написана как раз с этой целью. Кровавая звезда здесь — «темно-красный пятиугольник» (который после 1917 года большевики сделают своей государственной эмблемой), символ масонских кругов, по сути своей — такова концепция автора — антирусских, антиправославных, антимонархических. В «Кровавой звезде» рассказывается, как идеологам русофобии (иностранцам! — такой акцент важен для автора) удалось вовлечь в свои сети цесаревича Александра, будущего императора-освободителя Александра II.