Обманы - [16]

— Если вы будете влиять на структуру генов, — сказала она, чуть помолчав, — не значит ли, что вы будете изменять жизнь?

Гарт посмотрел на Стефанию серьезно, как ее преподаватели, когда она задавала вопросы.

— Что это значит? Вмешиваться в то… что создает жизнь? Ну, я не стал бы называть это вмешательством. Звучит так, будто моя цель создавать подделки. Послушай, разве скульптор делает подделку?

— У художника нет такой силы. Мраморная статуя не влияет и не заменяет мир. В твоем случае все иначе.

— Возможно.

— Ну, тогда кто-то должен контролировать твои действия.

— Кто?

Она посмотрела на него поверх кофейной чашки:

— Правительство?

— Ничтожные, нечестные, узкомыслящие, без воображения и видения будущего людишки.

— Ну, тогда ученые.

— Вероятно, это не лучше. Большинство из нас слегка чокнутые. Но факт заключается в том, что ты не можешь ограничить исследования, они продолжатся сразу же в другом месте, если ты прекратишь их в одном.

— Мне кажется, над этим надо подумать. А чего ты хочешь добиться своими исследованиями?

«Снова она возвращается к моим личным проблемам», — подумал он, восхищаясь ее цепкостью. Но ответ был бы слишком долгим для сегодняшнего дня. Он решил пошутить.

— Хочу заработать кучу денег изобретением эликсира молодости.

Она рассмеялась:

— Гарт, ни за что не поверю.

— О да, я не такой.

— Но ты допускаешь такую возможность?

— Если я буду продолжать идти своим путем, то нет. Не университетскими исследованиями. Частные компании платят хорошо, но они не в моем вкусе.

Она вопросительно посмотрела на него.

— Я не люблю коммерческий гнет. В университете никто не заглядывает мне через плечо, чтобы узнать, насколько я близок к открытию чего-либо такого, что может принести прибыль. Мне нравятся исследования сами по себе, хочу свободно искать что-нибудь такое, что может быть полезным…

— Человечеству.

— Что-то в этом роде. Хотя ты права. Непохоже, что я когда-либо буду в состоянии позволить себе такую роскошь, как дружба с тобой. Пошли?

— Да. — Стефания стала вытаскивать банкноты из своего бумажника. — Это самая глупая фраза, которую я когда-либо слышала. Думаю, прекрасно, что ты так заботишься о своих исследованиях, о людях, что ты не хочешь много зарабатывать, а хочешь делать то, во что веришь. А вот та фраза была глупой.

Гарт схватил ее за руку:

— Подожди минутку. Во-первых, я плачу за завтрак.

— Ты мой гость.

— Я сам тебя пригласил. Если оставить в стороне мою глупую фразу, то почему мы уходим?

— Нужно вернуться в библиотеку и посмотреть, не нужна ли какая помощь в организации аукциона. Осталось меньше недели, а так много людей заболели, мы выбиваемся из графика. Извини, я обещала посвятить тебе весь день, но это — моя работа.

— Твоя работа?

— Я работаю на факультете искусств, и мы проводим аукцион.

— Почему ты работаешь на факультете искусств?

— Чтобы зарабатывать деньги.

— Я думал…

— Я знаю, что ты думал.

Гарт заплатил за завтрак, и когда они шли до университетскому городку, он вдруг почувствовал себя легко и свободно. Она не живет во дворце. Слепив снежок, он запустил его в корявое дерево, а попал в черный грузовик, к которому снежок прилепился как белая звезда. Он взглянул в сияющее лицо Стефании.

— Расскажи мне об антикварной выставке. Ты знаешь, у меня всегда было тайное желание приласкать обнаженную статую. Может, у меня будет такая возможность? У вас будут обнаженные статуи?

Она рассмеялась. Какой у них замечательный день.

— У нас будут обнаженные статуи. В крайнем случае, можно раздеть любую.

Теперь была его очередь рассмеяться, он взял ее за руку, и они пошли в библиотеку.

У Гарта, было, много времени, чтобы поразмыслить над противоречивым характером Стефании Хартуэлл, прежде чем она посетила его лабораторию в Нью-Йорке. Он провел несколько суббот в Брин-Море зимой и весной, узнал о ее сестре-двойняшке, о разрыве между ними, до сих пор не восстановленном, о ее родителях в Алжире, которые скоро переедут в Вашингтон, где ее отец займет новый пост и станет заместителем Государственного секретаря по европейским делам. Он выслушал ее рассказ о привилегированной, дурацки дорогой швейцарской школе. Он понял, что ее умудренность и искушенность — результат сумасшедшего воспитания, которое дало ей обилие ее энциклопедических знаний о Европе. Но она так мало знала о сексе и мужчинах, чтобы заполнить даже одну страничку в дневнике. Он ценил ее острый быстрый ум, тихую красоту и подруг, подобных Дене, которые обожали ее, наперебой предлагая остановиться у них во время каникул. Гарт влюбился в нее.

— Мы встретимся у тебя на работе, — сказала Стефания, когда он позвонил ей на квартиру к Кардозо. — Было бы глупо заезжать за мной. Как до тебя добраться?

Он объяснил ей дорогу, и Стефания направилась в свою комнату, чтобы одеться. Весенние каникулы в Нью-Йорке; Целая неделя с Гартом, поскольку Кардозо знали о нем и не строили планов об организации ее отдыха. Неделя с Гартом… Она напевала. Но когда Стефания пришла в университет, шум прервал ее радостные мысли. Казалось, он раздавался отовсюду. Повернув за угол, Стефания обнаружила, откуда он исходил: множество молодых людей кричали, размахивали лозунгами и приветствовали веснушчатого паренька, который забрался на грузовик и что-то визжал в мегафон. Стена полицейских стояла между Стефанией и четырехэтажным зданием, в окнах которого было полно кричавших, жестикулировавших мужчин и женщин. Ничего, не понимая, она осмотрелась, пытаясь найти дом, куда нужно было идти. Она начала спрашивать полицейского, но шум заглушал ее голос. Потом вдруг появился Гарт, обнял ее, быстро провел мимо шумного здания в одну из соседних дверей. Они поднялись на лифте на четвертый этаж.