Она могла уничтожить его.
Осознание своей власти довело мозг Ривы Столет до белого каления, пока она сидела и смотрела на человека, который выступал с ораторского возвышения. Это осознание доставляло удовольствие и наполняло ощущением триумфа. На свете не было другого мужчины, которого она могла бы презирать со столь неистовой силой… На свете не было другого мужчины, который ранил ее больнее, чем этот… Такие мысли вертелись в ее голове, когда она слушала Эдисона Галланта, недавно выдвинутого кандидата в губернаторы Луизианы от демократической партии. Одновременно осознание своего огромного желания употребить власть смущало ее. Она не была по натуре мстительна и чувствовала, что удовлетворение, которое она смогла бы получить, предприняв меры против Эдисона, будет чем-то… неправильным. Не то что ее останавливали угрызения совести… Последствия возможной неудачи были много весомее.
И хотя в душе у Ривы в те минуты бушевали различные чувства, внешне она была совершенно спокойна. Она сидела, свободно положив руки на колени, и с выражением вежливого интереса на красивом лице. Да, в свои сорок она еще очень привлекательна, элегантна и изящна. На ней было великолепное однотонное платье кремового цвета с двумя нитками знаменитого жемчуга семьи Столетов вокруг шеи. Ее короткие волосы отливали темным золотом, и в них до сих пор не было ни сединки. На овальном лице застыло строгое и серьезное выражение, чему отчасти она должна была быть благодарна своим темным прямым бровям. Широкополая итальянская соломенная шляпка затеняла зеленые красивые глаза с золотыми ободками вокруг радужной оболочки и отбрасывала ажурные узоры на высокие скулы. Это была очень практичная шляпка от жаркого солнца Луизианы, которое немилосердно палило головы всех собравшихся на политический сход «в старых добрых традициях». В то же время шляпка отбрасывала столь похожие на вуаль тени на ее лицо, что в Риве сразу появлялась какая-то загадочность… Это была настоящая леди. Спокойная и хладнокровная, со своими секретами.
Рива прекрасно знала, как выглядит, и умело поддерживала этот слегка чопорный вид. Если уж она чему-то и научилась за те двадцать пять лет со времени последней встречи с Эдисоном Галлантом, так это искусству держать свои чувства при себе и не давать о них знать окружающим.
А Галлант изменился… Стал солиднее, потяжелел, с годами голос стал ниже и сочнее, а в безупречно подстриженных светлых волосах без труда угадывалась седина. Внешне лощеный и респектабельный джентльмен… Такой облик любят создавать себе актеры и профессиональные политики. Тем не менее его голубым глазам все еще была присуща яркая пронзительность. И вообще в нем было что-то такое, что заставляло всех присутствующих женщин держать спину прямо и улыбаться, когда его взгляд останавливался на них.
Всех женщин, за исключением Ривы Столет. Когда он посмотрел в ее сторону, ее взгляд остался таким же прохладным и бесстрастным, ресницы даже не вздрогнули. Это привлекло его внимание, и несколько мгновений он смотрел только на нее. На какой-то миг в его глазах появилось что-то вроде смущения, но оно сразу улетучилось. Еле заметно кивнув в ее сторону, он отвернулся и продолжил свою речь.
Эдисон не узнал ее. Впрочем, он-то как раз думал, что узнал. Ему показалось, что он узнал вдову известного бизнесмена Космо Столета, женщину, которая теперь была совладелицей — совместно со своим пасынком Ноэлем Столетом — «Столет корпорейшн» — компании с очень широким кругом интересов: от сахара до нефти, от морского страхования до микропроцессоров. Не было ничего удивительного в том, что он знал ее с этой стороны. Ведь ее лицо частенько украшало деловые и светские страницы газет по всему штату, особенно страницы ежедневок Нового Орлеана в дни карнавалов и праздников. Ее знали читатели периодики с Восточного побережья и даже из Европы. На нее обычно ссылались, как на человека, предпринимающего много усилий в области сохранения истории, реставрации старого быта. Рива занималась этим в общем плане и конкретно на своей плантации, выстроенной еще до Гражданской войны и известной под названием «Бон Ви» . Она прекрасно знала стиль старины и к тому же была замечательным декоратором. Ее «хижина» в Колорадо и вилла на островах появлялись на страницах «Архитектурного дайджеста» и «Современного дома». Несколько раз к ней подбирались телевизионщики из программы «Жизнь богатых и знаменитых», но она каждый раз отказывалась сниматься. Ее никак нельзя было назвать затворницей, но в то же время она всегда сама определяла, где ей появиться на публике. Впрочем, в те минуты было важно вовсе не то, кем она являлась теперь, а то, кем она была прежде, много-много лет назад…
Она была абсолютно уверена в том, что на самом деле Эдисон ее не узнал, и не знала, радоваться этому или сердиться, чувствовать себя польщенной или оскорбленной.
Рива была наслышана о политическом маневрировании Эдисона уже в течение долгого времени, нескольких лет, по крайней мере. Она еще в самом начале его политической карьеры могла положить ей конец… Да, ей следовало бы это сделать. Препятствием на этом пути был Космо. Он говорил, что простая месть будет ниже ее достоинства, прошлое должно остаться прошлым. Он предостерегал от того, чтобы прикасаться к дерьму, — можно самой пострадать.
