Обманутая - [14]

– Дал Джек Вилкокс. Надеюсь, ты не возражаешь, что я позвонил?

– Нет! Нет, что ты, конечно, нет. – Джеймс, вдруг ослабев, прислонился к стене. Голос Хьюго обволакивал и завораживал его. И он не мог противиться этому чувству.

– Я рад твоему звонку, – с трудом сказал он.

– Ты упоминал вчера, что Ливви уехала. И я был бы счастлив, если бы ты посетил со мной выставку. – Хьюго все точно рассчитал, так как старался не настораживать заранее Джеймса. А приглашение встретиться днем и посетить выставку звучало вполне безобидно.

Джеймс в ответ па приглашение рассмеялся и решил немного пококетничать с Хьюго.

– Я не знаю. А что за выставка?

Но Хьюго знал и понимал Джеймса гораздо лучше, чем тот считал, и поэтому ответил:

– А какая разница?

Джеймс расхохотался:

– Действительно, это не имеет значения.

В самом деле, для беспокойства нет никаких оснований. Они просто встретятся днем, а потом спокойно разойдутся. Но Хьюго уже закреплял занятые позиции.

– Может быть, перед выставкой вместе позавтракаем?

Джеймс заколебался, но после вчерашнего дня ему необходимо было время, чтобы все хорошо продумать.

– Я не могу, Хьюго. Я освобожусь только к двум часам, а может быть, к двум тридцати.

Хьюго точно знал, что Джеймс играет в свои обычные игры. Он всегда так поступал – два шага вперед, шаг назад. Такое поведение, в течение нескольких первых месяцев в колледже, держало Хьюго в состоянии постоянного изумления и напряжения. Он никогда не знал, как поступить и чего можно ожидать от Джеймса. Сейчас это не беспокоило Хьюго – он готов ждать и играть с Джеймсом в те игры, в которых тот нуждался. Хьюго готов был ждать сколько потребуется.

– В два тридцать будет замечательно. Встретимся у «Тэйт?»

– Идет. У главного подъезда. Да, Хьюго… Я буду с большой красной гвоздикой в петлице, а в руках буду держать «Таймс». Пароль… – не договорив, Джеймс расхохотался.

– Господи! – прошептал Хьюго.

– Я знал, что ты помнишь это!

– Как я мог забыть?

Хьюго вдруг снова вернулся к прошлому и ясно вспомнил, как Джеймс, чтобы сказать о своем желании, выбирал самые неожиданные моменты и самые непредвиденные ситуации. И его поведение заставляло сердце Хьюго биться от страха. Но никто, кроме них двоих, не понимал, что поведение и словечки Джеймса имеют двойной смысл. И никто не догадывался об их отношениях. Хотя в го время Джеймс любил ходить по острию ножа. И его поведение дважды очень сильно напугало Хьюго. Таким было начало их любви, такими были их дни! А потом появилась Ливви Дэвис! Джеймс стал считаться с его величеством общественным мнением и собирался пробраться как можно ближе к солнышку. Все это развело их на огромное расстояние. Но дни, проведенные с Джеймсом, были самыми счастливыми в жизни Хьюго.

– Хьюго! Ты еще здесь?

Возвращение к прошлому окрасило его голос ледяными тонами:

– Да. Не говори больше таких слов, Джеймс. Это принадлежит прошлому.

Одним из самых больших талантов Джеймса было искусство дипломатии. Он всегда точно знал, что, где и как сказать. Поэтому он мгновенно замолчал, а потом поспешно сказал:

– Извини, Хьюго. Это была неудачная шутка.

– Да? Посмотрим. До встречи. – Раздражение Хьюго утихло, так как этот промах Джеймса давал определенные преимущества.

– Увидимся в два тридцать у «Тэйт!» – Больше ничего не добавив, Хьюго повесил трубку.

Джеймс стоял перед одной из последних картин, выставленных в галерее «Глория». Он был восхищен тем, как использован цвет в этой работе. Казалось, что картина живет какой-то собственной жизнью. Таинственное очарование картины завораживало каждого, кто смотрел на нее. Джеймс вдруг ощутил, как кровь забурлила в венах, заставляя сердце бешено биться. Он почувствовал присутствие Хьюго за своей спиной, но не повернулся. Ему хотелось как можно дольше ощущать близость его тела. Мистическое влияние картины и резкий цитрусовый аромат туалетной воды Хьюго невероятно возбудили его. От такого наплыва чувств закружилась голова. Он попытался убедить себя, что все эти необыкновенные эмоции связаны только с мастерством художника, с таким необычным использованием цвета в живописи. Джеймс бросил косой взгляд и увидел, что громадное помещение галереи абсолютно безлюдно. И он не был удивлен, когда Хьюго положил руку сначала на его бедро, а потом пальцы медленно пропутешествовали к паху.

– Пойдем, – тихо сказал Хьюго. Джеймс молчал.

Хьюго быстро повернулся и пошел по галерее. Пройдя через стеклянную дверь, спустился по лестнице и вышел в мрачные, холодные ноябрьские сумерки. Джеймс шел за ним в трансе, не в состоянии остановиться. Хьюго повернул в темный переулок, остановился и повернулся лицом к Джеймсу. Джеймс закрыл глаза и увидел пылающие багряно-золотые краски заворожившей его картины. Потом жесткие горячие губы Хьюго впились в его рот, и необыкновенное сексуальное возбуждение пронзило его тело. И он погиб. Ничего, кроме страсти, больше не существовало для него. Ничего!

Уже было поздно, когда Джеймс проснулся. В кровати он был один. Какое-то время он пытался сообразить, где находится. Потом сел. Страх сдавил ему грудь. Он закутался в простыню и встал, пытаясь найти костюм. Не найдя ничего, Джеймс, еле передвигая ослабевшие ноги, постарался побыстрее покинуть спальню. Очутившись в громадной, великолепно отделанной гостиной, он увидел Хьюго. Тот, небрежно развалившись на диване, читал под тихо звучащий виолончельный концерт Брамса. Джеймс, остановившись в дверях, проклинал себя за то, что оказался здесь. Он был расстроен и испуган происшедшим. Это убивало его, погружая в мучительное чувство вины.