Обманутая - [13]

Его сон длился около часа. Когда он наконец проснулся, дождь, баюкающий его, уже перестал. Солнце пробилось через тучи, оживляя серые печальные улицы Лондона. Холодное зимнее солнце через занавеси проникало и в спальню, подчеркивая бело-золотой интерьер комнаты. Сев в постели, Джеймс в который раз уже подумал, какую чудесную комнату сотворила Ливви.

Еще некоторое время его взгляд блуждал по комнате, но потом Джеймс неохотно покинул кровать. Подойдя к окну, он стал осторожно раздвигать тяжелые занавеси из тяжелого итальянского шелка в бело-золотую полоску. При этом он старался, чтобы складки на занавесях были идеально прямыми и одной глубины. Потом он открыл окно, чтобы впустить немного свежего воздуха. Вздрогнув от холода, он снял махровый халат с латунного крючка и внимательно осмотрел себя в громадное антикварное зеркало в сосновой раме, занимающее всю стену. Закутавшись в халат, он медленно поплелся через гостиную в кухню.

Варя себе кофе, Джеймс вспоминал прошедшую ночь. Его ленч растянулся почти до самого вечера, потом он позвонил в офис, чтобы предупредить, что он уже не вернется. Затем была прогулка по Ричмонду вдоль реки под дождем. А когда дождь кончился, солнце, пробившееся через тучи, символично осветило их, внеся радость в мрачный пейзаж. Они с Хьюго говорили, говорили, и Джеймс, забыв о всех своих сомнениях, чувствовал себя снова юным и необыкновенно счастливым. Они говорили обо всем; смеялись и вспоминали. Ранний обед они закончили поздней выпивкой в Сохо, и наконец такси доставило их домой. Взволнованный Джеймс испытывал желание остаться с Хьюго. Наплевать на все и навсегда остаться в машине – в мире, где, кроме них с Хьюго больше никого не было!

Пока он был погружен в воспоминания, кофе был готов. Джеймс нашел себе чашку и вместе с кофейником отнес на стол. Он добавил сахар и сел, рассматривая изумительные шпалеры девятнадцатого века с изображением фруктов, которыми Ливви украсила кухню. Он любил кухню. Рука Ливви ощущалась и здесь. Старые дубовые шкафы, антикварные шпалеры, деревянные полки, на которых были расставлены старинные медные кастрюли, чайники, сковородки. С деревянных балок потолка свисали гирлянды лука, чеснока и букеты ароматных трав. На самом деле Джеймс восхищался всей квартирой. Ему нравился престижный модный район и особенно удивление тех, кто побывал в их жилище. Они с изумлением обнаруживали на самом верху многоквартирного особняка в викторианском стиле великолепно распланированный и отделанный пентхауз. Интерьер квартиры был выдержан в бежевых, кремовых и бело-золотистых тонах.

Ливви обладала изумительным вкусом – Джеймс отдавал ей должное. А все побывавшие в их квартире подтверждали его мнение. Джеймс также отлично знал, что он не в состоянии был сам создать такую жизнь, которой он наслаждался, и не в состоянии был бы иметь такую квартиру на те деньги, которые зарабатывал, так как львиную долю в их бюджете составляли деньги, заработанные Ливви.

Все эти годы он не стремился к большему и был доволен тем, что имеет, не прилагая к этому усилий. Но сейчас ему хотелось нечто большего. После женитьбы па Ливви он постарался забыть обо всем: о своих чувствах и желаниях. Он боялся поступать против общепринятой морали, так как общеизвестное мнение было той религией, которой он молился.

Налив вторую чашку кофе, Джеймс понес его в гостиную и поставил на стол. Потом раздвинул шторы и взял свой кейс, чтобы достать «Экономист». Его взгляд упал на пиджак, висевший на спинке стула, и он вспомнил, как Хьюго сунул ему в нагрудный карман номер своего домашнего телефона. А потом вытащил шелковый носовой платок Джеймса и, смеясь, спрятал его в пальто в качестве сувенира.

Джеймс подошел к пиджаку, вытащил листок бумаги и развернул, чтобы прочитать номер. Он не собирался больше звонить Хьюго, но, возможно, когда-нибудь в этом возникнет необходимость. Джеймс флиртовал с ним прошлой ночью так, как это было в юности, по все это осталось в прошлом. Но этот обычный листок бумаги вдруг вызвал такое же возбуждение, какое он чувствовал весь вчерашний день. Желание такой силы потрясло его.

Скатав листок в тугой комочек, Джеймс сунул его в карман халата и постарался заставить себя отнестись ко всему разумно. Опасные мысли – это одно, думал Джеймс, но сделать их реальностью – это другое. Так и не прикоснувшись к кофе, он прошел в ванную комнату и встал под душ. Очень горячий душ всегда делал тело легким и бесчувственным.

Через двадцать минут, растираясь большим нагретым полотенцем, он совершенно расслабился и пришел в себя. Вдруг, во второй раз за это утро, снова зазвонил телефон. Наверное, это снова Ливви, подумал он и, обернув полотенце вокруг бедер, поспешил в гостиную даже не надев домашние туфли. Он боялся, что если и на этот раз не подойдет к телефону, то Ливви обязательно поинтересуется, где и с кем он проводит время. Он поднял трубку и, оберегая свой зад от горячих отопительных батарей, произнес:

– Слушаю.

– Джеймс?

На какой-то момент он вдруг впал в панику, но потом затрепетал от сильного волнения.

– Хьюго! Как ты узнал мой домашний номер? – Джеймс был осторожен прошлой ночью и очень хорошо помнил, что не давал Хьюго номер своего телефона.