Обманщик и его маскарад - [44]

– Уважаемый сэр, наша служба…

– Вы много болтаете о вашей службе. Где ее контора, на борту парохода?

– Нет, сэр, я только что поднялся на борт. Наша контора…

– Вы поднялись на порт у последнего причала, да? Скажите, вы знаете местного травника? Такого скользкого типа в сюртуке песочного цвета?

– Ох, сэр, я был лишь проездом на мысе Жирадо. Хотя, когда вы упомянули о песочном сюртуке, я вспоминаю, что видел, как он выходил на берег, пока я поднимался на борт, и мне кажется, что я где-то уже видел его. Должен сказать, он похож на смиренного христианина. Вы знакомы с ним, уважаемый сэр?

– Немного, но вроде бы лучше, чем вы. Продолжайте о вашем деле.

Тот отвесил низкий поклон, словно благодаря за любезное разрешение.

– Наша служба…

– Послушайте, вы, – раздраженно перебил миссуриец. – Вы что, не можете разогнуть спину? Зачем вы все кланяетесь, да лебезите? Держите себя в руках. Где ваша контора?

– Тот филиал, который я представляю, находится в Олтоне,[120] сэр, – в свободном штате, через который мы сейчас проплываем, – он выпрямился и с некоторой гордостью указал на берег.

– В свободном штате, да? Мните себя свободным человеком? С виляющими фалдами и бескостной спиной? Свободным? Но про себя вы не забываете, кто ваш хозяин, верно?

– Ох, ох, ох! Я не понимаю, действительно не понимаю. Но, уважаемый сэр, как я уже говорил, наша служба основана на совершенно новых принципах…

– К дьяволу ваши принципы! Когда человек начинает болтать о своих принципах, это дурной знак. Нет, нет, сэр, прочь от меня и довольно об этом! Мне не нужны ни хорошие, ни плохие парни для подработки. Я мидиец и персиянин.[121] С меня хватает белок, куниц, бурундуков и скунсов. У меня достаточно диких вредителей, которые крадут мое пропитание и портят мой характер. Не говорите о работниках; чума на ваших работников, пусть они замерзнут в аду! Что касается ваших контор по найму, то я жил на востоке и знаю, что это такое. Сплошное мошенничество и надувательство за льстивыми фасадами, циничное злоумышление над людьми. Вы их достойный представитель.

– Ой-ой-ой, мой дорогой сэр!

– Дорогой? Да, вы сдерете с меня три шкуры, если навяжете мне одного из ваших «парней». К черту ваших работников!

– Но, уважаемый сэр, если вам не нужны молодые помощники, то не могли бы мы, в качестве дружеской услуги, порекомендовать вам мужчину?

– В качестве дружеской услуги? Без сомнения, вы могли бы снабдить меня сердечным другом, не так ли? В качестве дружеской услуги, – какая любезность! Сейчас есть такая услуга, как «дружеский», или встречный вексель: один любезно суживает другому деньги, а если тот не возвращает сумму в кратчайший срок, то любезно надевает кандалы ему на ноги. Боже меня упаси от дружеских услуг, особенно от ваших. Нет, нет. Послушайте, как я уже сказал вашему кузену-травнику, мне нужны определенные механизмы для выполнения работы на ферме. Машины, понимаете? Возьмем мой яблочный пресс: будет ли он красть мой сидр? Или моя сенокосилка: будет ли она валяться в постели по утрам? Мой очиститель початков для кукурузы, – будет ли он дерзить мне? Нет, все эти механизмы будут исправно выполнять свою работу. Да еще и бескорыстно. Им не нужно ни крова, ни пропитания, ни жалованья, но они будут приносить пользу, пока существуют. Вот блестящий пример добродетельности, которая сама по себе награда, – единственные подлинные христиане из тех, кого я знаю.

– Боже мой, боже мой!

– Да, сэр. Просветите меня, какая разница между работником и сенокосилкой с нравственной точки зрения? Да в том, что сенокосилка, несмотря на свою прилежную и многолетнюю работу, едва ли попадет на небеса! А вы полагаете, что любой работник попадет туда?

– Сенокосилка на небесах! – (он закатил глаза.) – Уважаемый сэр, вы так говорите, как будто небеса – это что-то вроде музея Патентного бюро в Вашингтоне! Ой-ой-ой! Как будто механизмы и марионетки отправляются в рай! Как будто бездушные и безвольные вещи могут удостоиться вечного блаженства за исправную работу! Охо-хо!

– О чем вы стонете, Прейзгод Бэрбоун?[122] Разве я сказал что-то подобное? Похоже, несмотря на гладкие речи, вы склонны к скоропалительным выводам, или же хотите вступить со мной в полемические распри.

– Может быть так, а может и нет, – последовал сдержанный ответ. Но если так, то лишь потому, что как честный солдат немедля отвечает на брошенный вызов, так и честный христианин может быстро, а иногда и поспешно замечать ересь и обличать ее.

– Ну и дела, – после изумленной паузы. – Хотя получается странная парочка, но похоже, что вы и травник тянете воз в одну сторону.

С этими словами миссуриец окинул собеседника пронзительным взглядом, ибо человек с латунной табличкой, напомнивший ему о предыдущей дискуссии с травником, теперь самым серьезным образом настроился на дальнейшее обсуждение темы о слугах и работниках.

– Давайте вернемся к этому вопросу, – воскликнул опрометчивый земледелец, разогретый этим намеком. – В наши дни все мыслящие умы приходят к выводу, основанному на опыте бесчисленных поколений, – посмотрите, что Гораций[123] и другие древние говорят о слугах, – так вот, они приходят к выводу, что человеческий скот по своим рабочим качествам в большинстве случаев проигрывает животным. Ему нельзя доверять; тягловые быки более надежны, а пастушьи собаки более добросовестны. Отсюда взялись тысячи новых изобретений: чесальные машины, кузнечные механизмы, машины для бурения тоннелей, зерноуборочные машины, механизмы для обрезки яблонь, обувные станки, швейные машинки, бритвенные станки, раздаточные механизмы, лифты для подачи блюд и еще Бог знает какие машины. Все они возвещают о начале эпохи, когда строптивые животные человеческого вида, – слуги и работники, – канут в пыль времен и станут ископаемыми окаменелостями. Я не сомневаюсь, что незадолго до наступления этой славной эпохи за их шкуры будут назначать цену, как за шкуры подлых опоссумов, – особенно для жуликоватых парней. Да, сэр, – он с лязгом положил ружье на палубу. – Мне отрадно думать, что, что однажды настанет день, когда я по зову закона возьму свое ружье и отправлюсь на охоту за этими «опоссумами».