Обманчивая слава - [2]
Косые рассветные лучи освещают позиции противника, и я отчетливо вижу их в бинокль.
Враг покидает траншеи. Это гражданские гвардейцы: на солнце блестят их лаковые треуголки. Проклятые гвардейцы, дурацкие треуголки! Но постойте-ка, что они делают? Вылезают из окопа, в котором то и дело рвутся снаряды; покидают укрытие, но, вместо того чтобы бежать в сторону Поблы, прыгают через бруствер и бросаются на землю между ним и заграждением из колючей проволоки. Лежат неподвижно, на одинаковом расстоянии друг от друга, и напоминают крокодилов, дремлющих на речном берегу. Надо предупредить нашу артиллерию, они же зря тратят боеприпасы; обстреливают пустую траншею. Им бы изменить наводку, целиться ближе. Всего каких-то пара метров, и от гвардейцев бы мокрого места не осталось. Чтоб им пусто было, этим гвардейцам, я не смог позвонить на наблюдательный пункт, а теперь уже поздно; наша пехота приходит в движение, стягивается к проволочным заграждениям, так что орудия вынуждены прекратить огонь. Гвардейцы возвращаются — все в тот же окоп; и вот он раздается, этот металлический звук, похожий на стрекот каких-то насекомых: тарахтение их пулеметов. Наши один за другим падают на колючку.
Нет сил смотреть на это. Я возвращаюсь в землянку.
Пишу при свете очага. На этих неприютных высотах по утрам холодно. Рядом булькает в котле похлебка, наш завтрак. Армейские привилегии остались в прошлом; теперь все, от капрала до последнего новобранца, едят одно и то же. О священное братство армейской кухни!
Четвертая рота осталась в резерве на голых высотах, а остальные двинулись в наступление на Побла-де-Ладрон. Вчера враг наконец-то покинул развороченные снарядами траншеи и засел в домишках селения.
Авиации и артиллерии пришлось сравнять их с землей. Теперь в бинокль я вижу только остовы стен; в пробоинах, некогда бывших окнами, сквозит пустота. Мертвые руины; смотришь на них, и приходят на память мумии Оливеля[4].
Смеркается; в сосняке послышался зычный голос желны, а потом все стихло. Изредка где-то бьет миномет; стрекочут сверчки.
Видимо, только что бригада «плоскостопых» взяла последние укрепления Поблы-де-Ладрон, обратив в бегство противника. Вот оно как: «плоскостопые» показали себя в лучшем виде. Но нашим я этого, конечно, говорить не стану.
Мы по-прежнему в резерве. Остальные сражаются дальше к северо-востоку, уже за Поблой; противник перешел в жестокую контратаку. Приглушенная расстоянием, симфония минометного обстрела и пулеметных очередей напоминает бульканье похлебки, вовсю кипящей на сильном огне.
По ночам мы, лейтенанты, собираемся втроем в землянке капитана, в самом центре расположения, растянувшегося километра на три. Мы рассказываем друг другу всякие истории; особенно старается Гальярт. Его любимая тема — несчастная любовь, бесконечные рассказы про Мелитону. Послушать беднягу, так он всю жизнь ходил в отвергнутых воздыхателях, одна сплошная трагедия, под стать какому-нибудь поэту-романтику; но все несчастья меркнут по сравнению с тем, чтó ему довелось пережить с Мелитоной, уверял Гальярт. «Как влепит оплеуху — на ногах не устоишь. Ну и тяжелая же у этой девчонки рука, прямо дух вон!» А дуэль Гальярта с комиссаром Ребулем? Тоже сложный случай, ладно хоть, до настоящего кровопролития не дошло. Хорошо бы все истории так заканчивались!
Безлунные ночи на голой горной вершине — настоящее чудо. Воздух в этих пустынных краях сухой, и звезды смотрят с вышины, точно чьи-то яркие, зоркие глаза. Я знаю карту неба и увлеченно слежу, как планеты переходят из созвездия в созвездие; это Круэльс научил меня разбираться в астрономии, но поначалу-то, конечно, было трудновато. Когда незадолго до рассвета я в одиночестве возвращаюсь к себе в землянку, меня завораживает удивительная тишина. Люди ненадолго перестали убивать друг друга; слышен лишь легкий шелест ночного ветра да хохот филина где-то вдалеке. Возможно, он смеется над нашими жалкими победами.
Мне никогда не снятся сны, но тут приснилось вот что: на обрыве высились руины древнего храма; издалека доносился шум прибоя, словно мерное, тяжелое дыхание спящего зверя. Среди развалин бродила какая-то фигура — человек в длинном одеянии, похожем на сутану; глаза его были открыты, но он ничего не видел; в руках незнакомец держал астрономическую трубу, смотрел прямо перед собой незрячим взором и двигался, как лунатик. Кругом громоздились тюки, чемоданы, контрабасы, пианино и мумии. Лунатик с трубой в руках обходил их вслепую; среди мумий я заметил Солерáса и еще каких-то людей, во сне показавшихся мне до странности знакомыми. Мумии были неподвижны и безжизненны, как чемоданы и тюки; стояла тревожная тишина — такая всегда окружает большие баулы, ведь никогда не знаешь, что там внутри. Мумии не глядели на меня, однако видели и силились что-то сказать — все одно и то же. Но не могли, они были немы. В глубине храма светился алтарь; лунатик шел к нему, наставив свой телескоп на алтарный образ. Мне показалось, что это Дева Мария Скорбящая. Сердце ее пронзали какие-то острые предметы, но не кинжалы, а армейские штыки. Облаченная в жесткий шелк, она сама напоминала мумию — неподвижную желтую мумию. Лунатик все шел к ней, и никак не мог подойти. Сутана его вдруг разрослась, по полу потянулся бесконечный черный шлейф; меня охватил смутный страх, захотелось прочесть молитву, но слова застревали в горле; я тоже обратился в безгласную мумию, затерялся среди других, среди тюков и чемоданов. Голос мой пресекся, словно чья-то рука сдавила грудь; глаза алтарной статуи блестели в темноте, точно кошачьи. Своды странного храма внезапно начали опускаться, он превратился в пещеру; сверху свисала паутина и гроздья летучих мышей. Тут лунатик сделал какое-то странное движение, показалось, что своим телескопом (а может, это был уже не телескоп, а железный лом?) он нанес удар какому-то невидимому существу, которое скулило и скреблось в темноте — жуткий сухой удар прямо по черепу…
Предлагаемый вниманию советского читателя сборник «Дружба, скрепленная кровью» преследует цель показать истоки братской дружбы советского и китайского народов. В сборник включены воспоминания китайских товарищей — участников Великой Октябрьской социалистической революции и гражданской войны в СССР. Каждому, кто хочет глубже понять исторические корни подлинно братской дружбы, существующей между народами Советского Союза и Китайской Народной Республики, будет весьма полезно ознакомиться с тем, как она возникла.
Документальная повесть о партизанском движении в Новгородской области.
Известный военный хирург Герой Социалистического Труда, заслуженный врач РСФСР М. Ф. Гулякин начал свой фронтовой путь в парашютно-десантном батальоне в боях под Москвой, а завершил в Германии. В трудных и опасных условиях он сделал, спасая раненых, около 14 тысяч операций. Обо всем этом и повествует М. Ф. Гулякин. В воспоминаниях А. И. Фомина рассказывается о действиях штурмовой инженерно-саперной бригады, о первых боевых делах «панцирной пехоты», об успехах и неудачах. Представляют интерес воспоминания об участии в разгроме Квантунской армии и послевоенной службе в Харбине. Для массового читателя.
Генерал Георгий Иванович Гончаренко, ветеран Первой мировой войны и активный участник Гражданской войны в 1917–1920 гг. на стороне Белого движения, более известен в русском зарубежье как писатель и поэт Юрий Галич. В данную книгу вошли его наиболее известная повесть «Красный хоровод», посвященная описанию жизни и службы автора под началом киевского гетмана Скоропадского, а также несколько рассказов. Не менее интересна и увлекательна повесть «Господа офицеры», написанная капитаном 13-го Лейб-гренадерского Эриванского полка Константином Сергеевичем Поповым, тоже участником Первой мировой и Гражданской войн, и рассказывающая о событиях тех страшных лет.
Книга повествует о жизни обычных людей в оккупированной румынскими и немецкими войсками Одессе и первых годах после освобождения города. Предельно правдиво рассказано о быте и способах выживания населения в то время. Произведение по форме художественное, представляет собой множество сюжетно связанных новелл, написанных очевидцем событий. Книга адресована широкому кругу читателей, интересующихся Одессой и историей Второй Мировой войны. Содержит нецензурную брань.
В августе 1942 года автор был назначен помощником начальника оперативного отдела штаба 11-го гвардейского стрелкового корпуса. О боевых буднях штаба, о своих сослуживцах повествует он в книге. Значительное место занимает рассказ о службе в должности начальника штаба 10-й гвардейской стрелковой бригады и затем — 108-й гвардейской стрелковой дивизии, об участии в освобождении Украины, Румынии, Болгарии, Югославии, Венгрии и Австрии. Для массового читателя.
Заметка постоянного автора «ИЛ» — писателя и журналиста Марины Ефимовой «Бум антиутопий в Америке». Тема заметки открывается в первом же абзаце: «С момента инаугурации президента Дональда Трампа в Америке, помимо уличных протестов и интернетных бурь, начался еще один процесс: возрождение интереса к романам-антиутопиям».
Открывается мартовский номер «ИЛ» романом чешской писательницы Моники Згустовой «Розы от Сталина» в переводе Инны Безруковой и Нины Фальковской. Это, в сущности, беллетризованная биография дочери И. В. Сталина Светланы Алилуевой (1926–2011) в пору, когда она сделалась «невозвращенкой».
В рубрике «Перечитывая классику» — статья Александра Ливерганта «Йорик или Стерн» с подзаголовком «К 250-летию со дня смерти Лоренса Стерна». «Сентименталист Стерн создает на страницах романа образцы злой карикатуры на сентиментальную литературу — такая точная и злая пародия по плечу только сентименталисту — уж он-то знает законы жанра».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.