Обличитель - [101]

Шрифт
Интервал

Человек десять разом повернулись к Ле Рантеку. Он инстинктивно почувствовал устремленные на него из мрака взгляды. Мертвая тишина, казалось, еще более сгустила атмосферу. Тогда американский детектив снова нагнулся над телом и заявил:

— Не думаю, чтобы он умер от удара сапогом, его нос и рот забиты грязью, должно быть, вы его оглушили, а потом он умер от удушья.

— Ле Рантек не единственный виновник этой смерти, — сказал храбрый, но слабохарактерный Шавеньяк, — мы все виноваты.

— Да, мы все, — подтвердил Макгэнтер, — но тут речь идет о несчастном случае. Этот Фурнье был женат? У него были дети?

— Фурнье, — замогильным голосом начал давать пояснения Сен-Раме, — был женат, у него двое детей, с большой разницей в возрасте — мальчик четырнадцати лет и девочка шести лет; он один из старейших сотрудников нашей администрации и всегда был честным и добросовестным работником; среднее образование он получил в лицее Монпелье, затем год изучал политические и экономические науки в Тулузе, потом переехал в Париж. Получив диплом, стал сразу работать в Соединенных Штатах, что можно считать исключительным случаем для француза. Он поступил в фирму «Либниз, Рэстон и К» в качестве доверенного лица при дирекции по европейским делам. В это же время он записался на курс профессора Брискона в Массачусетском институте. Он не был специалистом по изысканию рынков, но, несмотря на это, руководил у нас отделом новых машин, так как не имел себе равных в составлении бюджета для рекламы и сбыта. Бриньон и Фурнье прекрасно дополняли друг друга. В заключение, господин президент, могу вам сказать, что у человека, лежащего в грязи у ваших ног, немало заслуг перед вашей компанией. Без сомнения, ни один из моих сотрудников не содействовал больше, чем Фурнье, процветанию французской фирмы.

— Это верно, cash-flow нашего французского филиала всегда вызывал зависть в Европе, Японии и даже у нас, в Соединенных Штатах. Востер, вы можете перенести этого бедного Фурнье на плечах?.. Где мы сейчас находимся? Куда девался Аберо?

— Я здесь, мсье, позади вас.

— Ага, мы далеко от склепа на кладбище?

— Нет, господин президент, не очень далеко, но придется еще выйти к горке и спуститься в колодец, после чего наш коридор переходит в широкую подземную галерею и почти прямиком ведет к склепу.

— А где же эта горка?

— По плану она должна быть примерно в сотне метров впереди.

— Тогда — вперед! — скомандовал Макгэнтер.

И вся группа снова двинулась вперед, цепочкой, друг за другом. Возглавлял ее Востер, тащивший на спине тело Фурнье, последним же шел Ронсон, присматривая за идущими впереди. Находясь примерно в середине этой длинной процессии, я пытался собраться с мыслями. С удивлением я отмечал, что люди в конце концов привыкают к любой ситуации и расплачиваются за это лишь позже, когда у них сдают нервы и их терзают воспоминания. Но в эти минуты я плелся шаг за шагом вперед и меня меньше всего занимало, какое мы сейчас представляем собой зрелище. Будь я менее подавлен, я бы наверняка задрожал при виде этих господ, которые шлепали по грязи друг за другом в погоне за каким-то едва ли не мифическим провокатором, чьи поступки, во всяком случае, не должны были вызывать таких страшных событий. Я различал далеко впереди массивную фигуру Кинга Востера, взвалившего на спину тело моего коллеги. Свет фонарей усиливал нереальность этой сцены. В самом деле, быть может, все это только сон, кошмар? К тому же я очень устал. Физически и морально. Я бессознательно откладывал на будущее анализ этой немыслимой ситуации и выводы, которые следовало из нее сделать! Я отгонял мысль о том, какие неприятности она нам сулит. Ведь теперь у нас был мертвец. Было ли это убийство или, как не без задней мысли заявил Макгэнтер, только несчастный случай? Об этом скажет свое слово суд — гражданский, а не суд предприятия. Что же до суда божьего, я не смел о нем и думать. У меня было ощущение, что в какой-то мере он уже свершается. По мере того как мы продвигались вперед, смысл этой экспедиции становился все менее ясным, зато все яснее становилась ее абсурдность. В нас уже не осталось ничего от завоевателей, мстителей, преследователей, какими нас представляли Макгэнтер, Ронсон и Аберо, — мы превратились в жалких упрямых маньяков, неспособных понять смехотворность, мерзость и бессмысленность нашей затеи. Мы шли молча, смущенные и обозленные, без единой мысли в голове, и от страха у каждого сосало под ложечкой. Мы вышли к подножию знаменитой горки. На самом деле это оказался небольшой холмик, на вершине которого действительно угадывалось какое-то отверстие. Мы все были сыты по горло этими переходами и подземельями и потому вздохнули с облегчением, увидев, что наконец-то пришли. Кинг Востер опустил на землю тело Фурнье, и тут мы смогли окружить его, чтобы воздать покойному нечто вроде странной почести, направляя по очереди свет фонарей на его жалкое, вымазанное грязью лицо. Кто мог предсказать Фурнье, когда он был блестящим учеником в лицее Монпелье, а затем в Тулузе, что он кончит жизнь в подземелье на глубине 30 метров под залом с электронно-вычислительными машинами, обслуживающими французский филиал самой могущественной в мире транснациональной компании? Кто сочинил этот безумный сценарий? Порталь, Иритьери, Шавеньяк, Террен, Бриньон и я — все опустились на колени возле тела. Остальные стояли поодаль, смущенные. А может, гордость не позволила им прочитать молитву, неважно какую? Однако они все же постарались соблюсти приличия. Выстроившись позади нас, они стояли с сосредоточенными лицами. Только французский детектив присоединился к нам. Порталь, верующий католик, прочитал «Отче наш». Едва он кончил, как Ронсон закричал:


Рекомендуем почитать
Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.