Обличитель - [100]

Шрифт
Интервал

— Ну, Ле Рантек, стукните же его хорошенько! Заставьте его замолчать, наконец! И поторопитесь, если хотите, чтобы вас тоже повысили. В самом деле, Ле Рантек, вы хотите, чтобы вас повысили?

— Да, господин президент, конечно!

— Но хотите ли вы этого по-настоящему? Все наши сотрудники, работающие в Японии и на Западе, хотят, чтобы их повысили, я это прекрасно знаю, но немногие хотят этого по-настоящему — горячо и настойчиво! Вы ведь из таких, Ле Рантек?

— О да, господин президент, уверяю вас, с тех пор как я закончил обучение, я только и думаю об этом.

— А о чем вы мечтаете, Ле Рантек?

— Мне хотелось бы управлять холдинг-компанией — для начала маленькой, разумеется…

— Ну что ж, друг мой, если вы быстренько и аккуратно уложите на месте этого идиота, который деморализует всю нашу группу, я дам вам концерн, имеющий в портфеле фирму по прокату автомобилей, один из строящихся отелей и фабрику бисквитов с шоколадно-карамельной начинкой — ее совсем недавно расширили. Это вам подходит?

— О, конечно, это как раз то, что мне надо, милая маленькая холдинг-компания, а через год я вам обещаю хорошенький cash-flow.

— Ну так убейте его, старина.

Мы услышали звук удара и за ним громкий болезненный крик. Ле Рантек ударил Фурнье сапогом по голове.

— Сжальтесь, Ле Рантек, я весь в крови.

— Заткните ему рот, черт побери! — завопил Макгэнтер.

— Я бью, мсье, я бью, — пробормотал Ле Рантек, — но это нелегко: я ничего не вижу, а этот скот закрывает голову руками.

— Так бейте обеими ногами сразу, — подсказал Ронсон.

Мы услышали, как Ле Рантек нанес несколько ударов. Крики Фурнье усилились:

— Мой глаз, ой, мой глаз! Сжальтесь, умоляю вас, мне уже лучше… Я больше ничего не боюсь… Я могу ползти… Простите мне все, что я тут наговорил, я этого не думаю… Ой… ой, мой глаз! Ле Рантек, перестань… Перестань…

— Не надо его убивать! — закричал Бриньон — ответственный за французский рынок, энергичный муж претенциозной и ограниченной кокетки.

— Кто это сказал? — спросил Макгэнтер.

— Бриньон, — ответил Рустэв, — тот самый, что обеспечил успех нашей машины с вертикальным буром.

— А, — заметил Макгэнтер более мягким тоном, — это была прекрасная операция, молодой человек, я вас поздравляю. Но почему бы нам не избавиться от этого больного?

— Потому что, если мы его убьем, господин президент, он закупорят проход, и нам будет стоить неимоверных трудов вытащить его оттуда; а если он сохранит способность двигать руками и ногами, он выберется сам.

— Это соображение не лишено здравого смысла, — откликнулся Макгэнтер. — Как вы думаете, Берни?

— Если поразмыслить, Ральф, я думаю, Бриньон прав.

— Ладно, перестаньте колотить ногами, Ле Рантек! — приказал Макгэнтер.

— Хорошо… Но боюсь, что уже поздно… Кажется, Фурнье больше не шевелится.

— Черт… А кто там позади него?

— Я, господин президент… Селис… специалист по ценам.

— Как вам кажется, Селис, этот Фурнье убит?

— Он больше не двигается, мсье.

— Вот досада… Как ваши дела, Востер?

— Налаживаются, президент, я уже вылезаю из этого опасного прохода; кажется, я немного преувеличил опасность, и вы, наверно, все пролезете без помех.

— А вы подумали. Востер, что нам делать с этим Фурнье, который закупорил проход?

— Господин президент, тот, кто находится перед ним, должен обвязать его веревкой, и мы вытащим его, когда выйдем наружу, тогда задние смогут двигаться вперед. А тот, кто ползет позади Фурнье, поможет нам, если тело зацепится за стену.

— Ле Рантек, вы сможете обвязать веревкой Фурнье?

— Это невозможно, президент, я, как и вы, лежу на животе и не могу повернуться.

— В таком случае, — подхватил Кинг Востер, — это легче сделать тому, кто находится позади… Он должен проползти между ногами Фурнье, обвязать его веревкой вокруг пояса, а если можно, захватить и плечи, затем передать конец веревки Ле Рантеку, а тот протащит ее к нам; думаю, что веревка достаточно длинная, я вижу, что метрах в десяти передо мной проход расширяется.

Селис и Ле Рантек не без труда выполнили эту операцию, и Ле Рантек пополз, таща за собой веревку, конец которой Селис обвязал вокруг пояса Фурнье. Первая часть нашей группы достигла наконец расширившейся части прохода, где уже можно было выпрямиться во весь рост, и принялась вытаскивать тело Фурнье. Двигавшийся сзади Селис работал вовсю: то освобождал застрявшую в грязи ногу Фурнье, то подвернувшуюся руку. Никто больше не разговаривал. Эта возня с телом Фурнье заняла добрых полчаса. Когда его наконец вытащили, Востер взял Фурнье под мышки, подтянул и перевернул, так как несчастного тащили лицом вниз. Его было невозможно узнать. Последняя часть группы присоединилась к тем, что выбрались первыми. Кинг Востер наклонился над неподвижным телом руководителя секции новых машин «Россериз и Митчелл-Франс». Носовым платком он обтер ему лицо, протер глаза и забитый грязью рот. Потом выпрямился и сказал:

— Он умер.

— Вы уверены, Востер? — спросил Ронсон. — Ведь вы не врач.

— Осмотрите его сами, — предложил американский детектив.

Но Сен-Раме, который тоже наклонился над телом, подтвердил заключение детектива.

— Не надо быть врачом, чтобы в этом убедиться, — сказал он, — Фурнье умер.


Рекомендуем почитать
Семь историй о любви и катарсисе

В каждом произведении цикла — история катарсиса и любви. Вы найдёте ответы на вопросы о смысле жизни, секретах счастья, гармонии в отношениях между мужчиной и женщиной. Умение героев быть выше конфликтов, приобретать позитивный опыт, решая сложные задачи судьбы, — альтернатива насилию на страницах современной прозы. Причём читателю даётся возможность из поглотителя сюжетов стать соучастником перемен к лучшему: «Начни менять мир с самого себя!». Это первая книга в концепции оптимализма.


Берега и волны

Перед вами книга человека, которому есть что сказать. Она написана моряком, потому — о возвращении. Мужчиной, потому — о женщинах. Современником — о людях, среди людей. Человеком, знающим цену каждому часу, прожитому на земле и на море. Значит — вдвойне. Он обладает талантом писать достоверно и зримо, просто и трогательно. Поэтому читатель становится участником событий. Перо автора заряжает энергией, хочется понять и искать тот исток, который питает человеческую душу.


Англичанка на велосипеде

Когда в Южной Дакоте происходит кровавая резня индейских племен, трехлетняя Эмили остается без матери. Путешествующий английский фотограф забирает сиротку с собой, чтобы воспитывать ее в своем особняке в Йоркшире. Девочка растет, ходит в школу, учится читать. Вся деревня полнится слухами и вопросами: откуда на самом деле взялась Эмили и какого она происхождения? Фотограф вынужден идти на уловки и дарит уже выросшей девушке неожиданный подарок — велосипед. Вскоре вылазки в отдаленные уголки приводят Эмили к открытию тайны, которая поделит всю деревню пополам.


Необычайная история Йозефа Сатрана

Из сборника «Соло для оркестра». Чехословацкий рассказ. 70—80-е годы, 1987.


Как будто Джек

Ире Лобановской посвящается.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.