Облава - [158]

Он взялся за гусли — это было его дело, — сел и провел смычком по струнам. Он заставил их рыдать вместо себя и всех других; заставил их прийти в ярость и захлебнуться от угроз и наконец заговорить ясным человеческим голосом:

Грозна туча на солнце надвинулась,

Мрак черный на лес навалился…

VI

Тем временем Ахилл Пари, начальник карабинеров, в кожаной куртке и таких же штанах, мчал на мотоцикле с надетыми на колеса цепями, чтобы не скользить по скверным дорогам. С рассвета он искал трупы убитых коммунистов, а они, точно живые, все время от него ускользали. У Рико Гиздича он ничего не узнал; Груячич, который даже не участвовал в боевых действиях, тоже не знал ничего. И только Алекса Брадарич навел его на след: Пашко Попович, милиционер из Старчева, чудаковатый старик, собирал мертвых, но что с ними сделал — неизвестно… Брадарич предложил срочно вызвать Пашко; Пари не согласился: слишком долго ждать; и чтобы ускорить дело, поехал сам. По дороге он наткнулся на грузовик, окруженный толпой, как это обычно бывает. Люди уступили ему дорогу, думая, что он приехал для расследования, а он промчался мимо, оставив их с открытыми ртами. Прибыв в Старчево, Пари Поповича дома не застал — Пашко уехал на лошадях в Тамник незадолго до того. Пари решил, что сани взяты для того, чтобы перевозить мертвых, обрадовался и, желая как можно скорей догнать его, заторопился. На крутом подъеме ниже Старчева он спешился и повел мотоцикл до моста, на мосту сел на него снова и с ревом и треском под собачий лай въехал в село.

Возле дома Филиппа Бекича стояли сани, но, к удивлению Пари, на них лежало всего два трупа. А когда оказалось, что это не трупы, а больная женщина и подозрительный рыжебородый тип, Пари растерялся окончательно. В Пашко Поповиче он узнал зачинщика сумасшедшей драки, затеянной на вершине Рачвы. Он тут же заметил, что борода у него не такая, как у других, а лопатой, поповская, и тотчас заподозрил в нем скрывающегося попа, или по меньшей мере — знахаря. Поманив его пальцем, он заставил его сойти с саней. Измученный бессонной ночью и лихорадкой, Пашко принял карабинера за дьявола, охотника за душами; нехотя сойдя с саней, он, спотыкаясь, побрел по снегу.

— Где мертвые? — спросил Пари.

— В земле, — ответил Пашко. — Где же им еще быть?

— Как в земле? Почему в земле?

— Таков обычай: умерших предают земле.

Пари посмотрел на Шелудивого Графа, который сидел на санях, и велел ему проехать несколько шагов вперед; он хотел поговорить без свидетелей, без рыжей бороды и белесых ресниц, которые его почему-то злили. Легче говорить без свидетелей, люди становятся скромней, когда остаются с глазу на глаз с начальством.

— Я спрашиваю о коммунистах, — сказал он.

— Какая разница — и они люди.

— Надо их немедленно выкопать из земли! Сегодня же, и всех!

— Ничего не выйдет, их и тронуть не посмеют.

— Это приказ командования.

— Бог повыше командования. Церковь не разрешает, закон божий, крест! — И он рукой начертил на снегу крест, чтобы объяснить и одновременно защититься от нечистой силы. Собравшись с духом и осмелев, Пашко посмотрел ему в глаза и подумал: «Узнаю тебя, меня не проведешь. Тебя послала сюда Злая Нечисть, ты приказчик Князя Тьмы.

«Когда князь бесовский увидел, как нечестивые хватаются за сладкие веточки, которые буйная непогода посбивала с чудодейственного дерева, когда увидел великий вред и убыток ему нанесенный, он направил бурю на юг, а под дерево поставил приказчика, дабы тот собирал веточки, упавшие с дивного дерева. Когда нечестивые пришли и спросили, где чудесные, придающие силы веточки, приказчик стал продавать их за деньги, чтобы иметь от дерева корысть. Этого требовал Князь Тьмы, потому что дерево росло на его земле и портило его ниву. Когда стало известно, что плоды чудодейственного дерева продаются за деньги, грешники повалили толпами и раскупали их…»

— Ты хочешь сказать, ваша церковь защищает коммунистов? Так?

— Нет, не надо под меня подкапываться!

— И что их защищает бог, так ведь ты сказал?

— Церковь защищает могилы. Все, что лежит в могиле, становится неприкосновенной святыней.

— Для дураков, — сказал Пари и тотчас раскаялся в своих словах.

Ему показалось, что он ввязался в религиозный спор, а его уже несколько раз предупреждали, чтоб он избегал всяких споров с упрямыми попами и муллами о мечетях, церквах и святых. Поняв наконец, что и кладбище и покойники в какой-то мере принадлежат к этой, запретной для него области, Пари попытался схитрить.

— Кто их хоронил? — спросил он.

— Крестьяне, народ.

— Где их похоронили?

— Кого здесь, кого там — по разным кладбищам.

— Кто дал разрешение хоронить?

— Командир батальона. Вот его подпись.

Пашко извлек из обшлага шинели две бумаги и протянул ту, где стояла подпись итальянского майора с бородой. Пари жадно схватил ее, три раза подряд прочел и обрадовался: ему надоела эта езда по кочкам от села к селу, по снегу, трухлявым мостам без перил, сейчас можно с этим покончить. Вместо убитых коммунистов он представит полковнику эту бумажку — пускай он сам договаривается с попами и церковными законами, которые он так чтит. Согнув бумажку пополам, он сунул ее в карман.