Обитель зла - [110]

Тереза сидела с пунцовым лицом, смотрела в пол и молчала.

– Вдобавок ты можешь попасть в тюрьму. Тебе могут дать за лжесвидетельство от двух до трех лет.

– А мне все равно, – пробормотала она.

– А мне нет. Кто будет заниматься домом и рестораном, если ты будешь в тюрьме? Что будет с Эди? А с Энцо, который сам уже не может двигаться? Ты об этом подумала?

Она с расстроенным видом покачала головой.

– Значит, я ничего не могу для тебя сделать? – спросила она чуть не плача.

– Нет. Веди себя тихо и придержи язык. Этим ты поможешь мне больше всего.

Тереза еще раз вытерла носовым платком глаза и нос, долго и основательно укладывала платок в сумку и наконец встала.

– Мне жаль, Романо, мне очень жаль.

Романо тоже встал. Он уже успокоился и обнял ее.

– Молись за меня. И поверь мне, все будет хорошо. Когда-нибудь все выяснится.

Тереза повернулась и покинула помещение. Она знала, что Романо смотрит ей вслед, поэтому пару раз вздрогнула и шла, опустив голову. Она хотела, чтобы он думал, что она плачет, но на самом деле она была вне себя от злости.

76

Берта Касини невероятно гордилась своим мужем. Это было нечто особенное – пойти на охоту в тосканских лесах, где редко что-то случается, и найти труп! И впервые ее стало злить то, что Алессио был молчаливым человеком. Снова и снова она расспрашивала его о мельчайших подробностях. Ей хотелось точно знать, как выглядела синьора и как она лежала. Алессио должен был точно описать все, чтобы она смогла представить горло, перерезанное так глубоко, что голова почти полностью отделилась от туловища. Она уже тысячу раз спрашивала, не бросилось ли ему в глаза что-нибудь необычное в спальне синьоры, не лежало ли там что-то, чего не должно было быть, и какая обстановка в доме синьоры, в этом ужасно одиноком, внушающем страх доме в лесу, где уже один раз случилось нечто подобное.

Берту страшно интересовало, во что была одета синьора и была ли она вообще одета, и она была крайне возмущена, что муж почти ничего не мог об этом рассказать. Он даже не помнил, какого цвета был домашний халат синьоры, и не мог описать, из какого материала тот был сшит. Он не мог отличить ткань из фасонной пряжи от хлопка или шелка. В его мозгу запечатлелась лишь лужа крови, которая и затмила все остальные впечатления.

Ничего из того, что Алессио так неохотно выдавливал из себя, Берта не оставляла при себе. Со дня убийства она ежедневно ходила за покупками и демонстрировала свою значимость перед соседями, знакомыми и родственниками. Она часами торчала в городке и сплетничала.

Так прошло больше недели, и тут Алессио вспомнил об одной мелочи, которой он раньше не придал значения. Собственно, он и рассказал-то об этом лишь для того, чтобы его оставила в покое жена, которая в связи с уменьшением количества свежей информации начала проявлять признаки беспокойства, опасаясь снова погрузиться в монотонность будней, когда нечего ни дома сказать, ни рассказать соседям.

Алессио вспомнил, что видел страхового агента Марчелло Ванноцци, поспешно удалявшегося от дома синьоры. Алессио хотел еще окликнуть его, чтобы поздороваться, но передумал. Марчелло был слишком далеко, а Алессио собирался поохотиться и не хотел громким криком распугать зверей. Конечно, в том чтобы утром встретить в лесу грибника или другого охотника, не было ничего необычного, но поскольку он теперь знал, что случилось в «доме ведьмы», это могло иметь значение.

Берта побледнела как смерть, когда он спокойно рассказал ей обо всем, словно считал, что это не имеет никакого отношения к делу. Он увидел, что жена на какое-то время даже перестала дышать. Потом ее лицо побагровело.

– И говоришь мне это только сейчас? – взвизгнула она. – Алессио, ты отдаешь себе отчет в том, что, возможно, видел убийцу?

– Не будь дурой, Берта! – ответил Алессио и снисходительно улыбнулся, словно прощая ее за такую абсурдную мысль. – Я видел Марчелло Ванноцци, сага, а не монстра с окровавленным ножом в руке. Марчелло собирал грибы, и больше ничего. Как он каждую неделю их собирает. Наверное, он бродил в тех местах, не имея ни малейшего понятия о том, что синьору убили.

– Наверное, наверное, наверное… Ты ведь не можешь заглянуть никому в голову, Алессио. И ни у кого на лбу не написано: «Внимание, я – убийца!»

Алесссио счел этот разговор смешным.

– Ты знаешь Марчелло Ванноцци так же хорошо, как и меня. Да он и мухи не обидит! А если по ошибке наступит на жука, то три ночи не будет спать, а будет просить прощения и у этого жука, и у Бога. Я видел женщину, которую зарезали, как скотину на бойне, милая моя, и не забуду это уже никогда. А если бы такое увидел Марчелло, то до конца своих дней, сидел бы в психушке.

– Иди в полицию, – упрямо сказала Берта. – Это твоя проклятая обязанность и вина. Хотя бы ради бедной синьоры Симонетти.

– Ты же ее терпеть не могла.

– Это к делу не относится, просто я всегда на стороне справедливости. Такой смерти не заслуживает никто. Иди в полицию.

– Но я не хочу, чтобы Марчелло пострадал из-за меня!

– Если он ничего не сделал, у него не будет неприятностей.

Алессио вздохнул. Он знал, что Берта не успокоится, пока он не расскажет полиции о том, что видел, и в душе проклинал себя за то, что сказал такое.