Обитаемая. Восхождение в рай - [18]

Шрифт
Интервал

Споткнувшись в чехарде ароматов о знакомые цветочные нотки, ребенок огляделся, сосредоточенно повел носом. Пальчик сдвинул съезжающие очки, и Аня уставилась на стальную дверь со странным рисунком.

- Ой-ей! Картинка! - В зеленых глазах оживились веселые чертики.

- Это знак биологической опасности, - сказал брат, - опасно, понимаешь?

Эдельман приложил сморщенную ладонь к сканеру, тот задумчиво пискнул, и дверь исчезла в стене.

Импровизированная экскурсия втянулась в отсек и оказалась в очередном тамбуре. Кот чихнул на знакомую обстановку, увалился и сосредоточенно побежал языком под хвост. Аня прильнула к прозрачной стене, и маленькое помещение окутал стук очков о бронированное стекло:

- Ой-е-ей, покимонов в комнате зачем-то заперли?

Взрослые переглянулись. Владислав отследил взгляд зеленых глаз, удивленно оценил вид и тихо присвистнул. В отдельном помещении с дополнительным тамбуром и собственной вентиляцией, расположились небольшие изолированные лабораторные комплексы. В ближайшем, вокруг высоких прозрачных конструкций сосредоточенно суетится невысокое полненькое существо, облаченное в белый изолирующий комбинезон. Синие полоски на запястьях надежно удерживают белые рукавицы, за спиной баллоны с воздухом. Из тамбура наблюдает за мониторами напарник в черном.

- О... Одного еще и на цепь посадили, - продолжил ребенок и тыкнул во вьющиеся от черного шлема к стене шланги.

Знакомые, перемигивающиеся огоньками панели тамбура привлекли внимание студента, взгляд зацепился за желтый:

- Профессор, воздух.

Эдельман бросил быстрый взгляд. Надтреснуто шепнул:

- Успеет. - На всякий случай морщинистая ладонь шлепнула по бронированному стеклу - покимоны замерли. Белый шлем повернулся и гостям открылось сосредоточенно-круглое узкоглазое лицо. Правая рука привычно замерла в герметичном перчаточном боксе, надежно зажав тонкую стальную иглу с крохотной петлей на самом конце. Черный карантинщик не шелохнулся.

- Ли, время! - Для уверенности морщинистый палец постучал по запястью.

Сосредоточенный прищур окинул экскурсию недоуменным взглядом, улыбнулся развалившемуся коту и превратился в щелочки. Шлем, переварил сигнал, кивнул и отвернулся. Пухлые руки в белом вновь углубились в прозрачное чрево шкафа. Игла нырнула в желто-голубое пламя горелки и исчезла в ловко вскрытой ампуле. Поерзав в прозрачной коричневой кляксе, выскочила, привычно расчерчивая поверхность, пробежала по круглой чашке и, вновь нырнула в весело пляшущий огонек. Закрытая чашка уплыла в растущую стопку, уступая место следующей. Суть знакомых манипуляций в странном исполнении ускользнула от студента:

- Это тест? Судя по черному шлему - штамм опасный.

- Именно. - Улыбнулся профессор.

- И на сколько опасный?

Седые брови приподнялись, внимательный взгляд мягко, по-отечески, впился в рыжего парня:

- Bacillus anthracis. - Заметив неуверенность, продолжил, - Нука-нука, вспоминайте, молодой человек, от нее пытались избавиться даже бактериофагами. Крупная палочка, факультативный аэроб. В мясо-пептонном бульоне дает характерный рост. - Парень сглотнул. - В ходе двадцати четырех часового культивирования появляются колонии.

- Как они выглядят, профессор? - Неуверенно замялся Владик.

Сморщенная рука медленно огладила седую бородку и вновь шлепнула по стеклу. Белый скафандр замер.

- Ли, есть готовый препарат? - Шлем кивнул. - Поставь под камеру.

Приглушенный голос контролирующего напарника окутал лабораторию:

- Шесть минут.

Белый скафандр пришел в движение, в перчаточном боксе что-то зашуршало, хлопнула прикрытая дверца и стекло, приглушая ответ, выдало:

- Шеф, не отвлекайте.

Над головами стихийной экскурсии проступило изображение кругляшка чашки Петри с глянцем мясо-пептонного агара. Вся поверхность усеяна маленькими серебристо-серыми пятнышками. Бахромчатые края истыканы пучками расползающихся в разные стороны нитей.

- О-о-о, львиные головы. - Заворожено прошептала Аня.

Владислав повернулся к сестре, мягко взял за руку и потащил от стекла.

- Пэ... Профессор, это же... - Глаза студента забегали.

- Ну-ну, молодой человек, смелее. В месте внедрения возникает красное пятнышко, на его месте развивается папула, затем фистула.

- А... Э... бубонная чума? Нет. Э.. Не то... Это же... - В животе свело, испуганный взгляд вцепился в голограмму препарата. - Не может быть.

- Ну-с, молодой человек, смелее. - Голос профессора стал по-отечески требовательным. - Узнаем, чего же вы стоите, как микробиолог.

Владислав выпрямился. Твердый взгляд устремился на профессора. Причина присутствия на борту такого возбудителя не укладывалась в голову студента:

- Это характерная картина сибирской язвы.

- Именно, молодой человек, именно. - Эдельман одернул халат. - Поэтому, если Ли проколет перчатку...

Из лаборатории приглушенно донеслось:

- Ну, спасибо, шеф. - Закончивший работу микробиолог, широко улыбаясь через стекло скафандра, подошел к прозрачной стене. Сквозь стекло донеслось, - папулы, фистулы, бросьте - от сепсиса чебурахнусь.

Рыжий сглотнул и торопливо отложил охоту еще раз заглянуть на огонек.


Еще от автора Алексей Владимирович Быков
Тень

Вы когда-нибудь видели молодого только оперившегося беркута? Гордого, с расправленными над обрывом крыльями? Слышали его отчаянный клич? Тогда вы знаете, что происходит дальше. Повзрослевший юнец по доброй воле срывается вниз. К стонущим скалам. К брызгам. Неокрепшие крылья рвут ветер, а мокрые камни растут все быстрей и быстрей… И не у каждого находятся силы пережить этот отчаянный день. Сколько их там, на скалах? Скольких слизали волны. И только дерзкий, отчаянный, гордый сопротивляется даже не дрогнув. У таких хватит сил взмахнуть еще раз.


Рекомендуем почитать
Философия пожизненного узника. Исповедь, произнесённая на кладбище Духа

Господи, кто только не приходил в этот мир, пытаясь принести в дар свой гений! Но это никому никогда не было нужно. В лучшем случае – игнорировали, предав забвению, но чаще преследовали, травили, уничтожали, потому что понять не могли. Не дано им понять. Их кумиры – это те, кто уничтожал их миллионами, обещая досыта набить их брюхо и дать им грабить, убивать, насиловать и уничтожать подобных себе.


Где они все?

Обычный программист из силиконовой долины Феликс Ходж отправляется в отдаленный уголок Аляски навестить свою бабушку. Но его самолет терпит крушение. В отчаянной попытке выжить Феликс борется со снежной бурей и темной стороной себя, желающей только одного — конца страданий. Потеряв всякую надежду на спасение, герой находит загадочную хижину и ее странного обитателя. Что сулит эта встреча, и к каким катастрофическим последствиям она может привести?


Янтарный волк

Говорят, что самые заветные желания обязательно сбываются. В это очень хотелось верить молодой художнице… Да только вдруг навалились проблемы. Тут тебе и ссора с другом, и никаких идей, куда девать подобранного на улице мальчишку. А тут еще новая картина «шалит». И теперь неизвестно, чего же хотеть?


Стихи

Сергей Королев. Автобиография. По окончании школы в 1997 году поступил в Литературный институт на дневное отделение. Но, как это часто бывает с людьми, не доросшими до ситуации и окружения, в которых им выпало очутиться, в то время я больше валял дурака, нежели учился. В результате армия встретила меня с распростёртыми объятиями. После армии я вернулся в свой город, некоторое время работал на лесозаготовках: там платили хоть что-то, и выбирать особенно не приходилось. В 2000 году я снова поступил в Литературный институт, уже на заочное отделение, семинар Галины Ивановны Седых - где и пребываю до сего дня.


Рай Чингисхана

Я родился двадцать пять лет назад в маленьком городке Бабаево, что в Вологодской области, как говорится, в рабочей семье: отец и мать работали токарями на заводе. Дальше всё как обычно: пошёл в обыкновенную школу, учился неровно, любимыми предметами были литература, русский язык, история – а также физкультура и автодело; точные науки до сих пор остаются для меня тёмным лесом. Всегда любил читать, - впрочем, в этом я не переменился со школьных лет. Когда мне было одиннадцать, написал своё первое стихотворение; толчком к творчеству была обыкновенная лень: нам задали сочинение о природе или, на выбор, восемь стихотворных строк на ту же тему.


Родное и светлое

«Родное и светлое» — стихи разных лет на разные темы: от стремления к саморазвитию до более глубокой широкой и внутренней проблемы самого себя.