Объект Стив - [14]

Я достал брошюру Центра Внеконфессионального Восстановления и Искупления. Человек, ответивший мне по телефону, был резковат. Я слышал какое-то хлюпанье, шлепки резины.

— Директор на проводе, — сказал он.

У нас состоялся скучнейший разговор о северных районах штата. Я в основном слушал его голос. Приятный такой, спокойный и мелодичный, как у ведущих ток-шоу, когда они, себя не помня, вешают тебе лапшу на уши. И я начал верить этому голосу, поверил ему. Мне хотелось заполнить пустоту этой верой.

— Слушайте, — сказал я. — Не знаю, кто вы и чем занимаетесь, так что не буду ходить вокруг да около. Вы говорите, что у вас есть средство. Даже если мне придется класть себе подмышки крысиные кишки, я готов попробовать. Хрустальные шары, заговоры, молитвы, тональное лечение, что бы то ни было. Я прочел брошюру; пожалуй, в другое время я бы смеялся над ней до упаду. Но теперь все несколько иначе. Старые добрые западные методы обосрались. Все говорят, что я покойник, но никто не говорит, почему. Так вот, теперь я спрашиваю вас, абсолютно незнакомого человека: что мне делать? Расскажите мне. Пожалуйста. Считайте меня своей добровольной жертвой.

— Кажется, вы ошиблись номером.

— Это Генрих?

— Это директор.

— А с Генрихом я могу поговорить?

— Вы и так с ним говорите. Вы только тем и занимаетесь, что говорите с Генрихом.

— Вы написали мне записку.

— Ага. Я увидел вас по УМУ.

— По чему?

— По универсальному мыслеуничтожителю.

— Универсальному…

— По телевизору.

— Вы написали записку. И кто-то принес ее мне.

— Это был Нэпертон.

— Договорились, Нэпертон принес мне записку. Там было написано, что у вас есть средство. Вот, «У меня есть средство — Г.» Мое умозаключение: Г. - это Генрих.

— Чудесное умозаключение, — ответил Генрих. — Вы великолепный умозаключенный.

— Будем считать, что я этого не слышал, — сказал я.

— Ага, а что вам еще остается.

— Давайте на минутку вернемся к реальности, — предложил я.

— Я бы не советовал.

— Так что за средство-то, док?

— Извините, — сказал Генрих. — Но я не доктор, а вы, как я уже говорил, ошиблись номером. Похоже, вам нужно чудо. А я чудесами не торгую. И с жертвами дел не имею.

— Тогда чем вы занимаетесь, простите за нескромный вопрос.

— Нескромный? Хватит чушь пороть. Я просто чувствую, что вы не хотите подыхать. А это дохлый номер.

— Хватит с меня философов, — разозлился я. — Вы правы, я ошибся номером. Я почему-то решил, что вы хотите мне помочь.

Мы немного повисели на проводе.

— Подождите, — наконец сказал Генрих. — Это не ваше свершение, что вы так несовершенны.

— Вот спасибо.

— Завтра в Центр из города поедет фургон снабжения. Вы можете доехать на нем.

— И сколько это будет мне стоить? — спросил я.

— Стоить? — переспросил Генрих. — Да всего, что у вас есть.

— Пожалуй, я сразу вам скажу. Я банкрот.

— Понимаю, — ответил Генрих. — Но это не проблема. Деньги, конечно, всем нужны, но это не является обязательным требованием. Я говорю обо всем остальном.

— У вас там секта, что ли?

— Дорогой мой, все, что есть вокруг нас, — одна большая секта. Вот когда человек сидит в комнате совсем один — это не секта.

— И что, я взамен исцелюсь?

— Возможно. Хотя, может быть, это будет лишь краткий миг познания перед погружением в пустоту, в которую, говоря строго, погрузиться нельзя, ибо она — несостояние. Я пользуюсь этой формулировкой исключительно для удобства.

— Если у меня есть выбор, я предпочту исцеление, — сказал я.

— Если у него есть выбор, говорит, — отозвался Генрих.

Солнце превратилось в медную монетку над горными вершинами. Олд Голд вцепился в баранку.

— Ненавижу сумерки, — пробормотал он.

— А вы сколько уже в Центре? — спросил я.

— Три года. Я даже есть в «Догматах», в разделе «Жизни». «Слово Олда Голда» Сам все написал, кроме правописания. Правописание проверяла Эстелль.

— Три года, — повторил я. — Долго.

— Разве? Не знаю. Знаю другое: если моргнуть, можно пропустить вечность.

— Глубокая мысль, — сказал я.

— Вот будут тебя воспитывать огнем, перестанешь умничать, — сказал Олд Голд.

— Жду не дождусь. А вы хорошо знаете Генриха?

— Я его знаю.

— И что это за фрукт?

— Клементины.

— Прошу прощения?

— Клементины я Генриху вожу.

Где-то около полуночи машина, подпрыгнув, поехала по гравию. Пошел дождь, Олд Голд включил дальний свет и рассек жидкую тьму.

— Почти дома.

Мы подъехали к металлическим воротам. Человек в легком гидрокостюме возился с замками. Олд Голд опустил стекло.

— Брат Боб, — сказал он. — Опять на посту, да?

Человек поднял руку.

— Проще было отрезать эту суку, — сказал он.

Мы проехали кучу каких-то строений и притормозили у прогнившей от дождей хижины.

— Твоя остановка, — сказал Олд Г олд.

— Вы уверены?

— Люкс для целок.

Внутри было сухо, комнату едва освещал газовый фонарь Коулмена. Посреди комнаты стояла старинная буржуйка, рядом в корзине — растопка. Часть домика, видимо, кто-то уже занимал: смятая постель, ботинки и носки засунуты под кровать. Свечной воск залил карточный стол и блокнот, открытый на чистой странице. Со стропила свисал кусок конопляной веревки.

Моя половина домика была почти пуста. Одеяло, банное полотенце, койка, постельное белье в скатке, книга, просунутая под бечевку. В книге лежала записка, нацарапанная на куске оберточной бумаги. «Единственное исцеление — исцеление — Г». Я смял ее. Отныне и впредь сусальным тавтологиям место под кроватью. Потом взял книгу — темный переплет с тиснеными буквами: «Принципы и Догматы Внеконфессионального Восстановления и Искупления», автор — Генрих Ньюаркский.