Обед за один доллар - [9]

— Это что, ваши коровы? — наивно спросила женщина.

— Которые, те, что ли? Да нет, те не мои, — возразил он, не отрывая глаз от ее коленок.

Дама инстинктивно спрятала ноги под сиденье. Господин искоса взглянул на свою жену: тонкие ноздри были у нее нежно-розовые, точно светом пронизанные.

— Подай мне, пожалуйста, шаль, — попросила дама.

Господин вытащил из стоявшего на полке раскрытого саквояжа шаль и молча протянул ей. Дама опасливо прикрыла колени.

— Хейкки, когда же мы наконец приедем? — нервно спросила она.

— Один черт знает, скорей всего никогда. При такой-то скорости.

— Хе-хе-хе. — Довольно рассмеялся сосед и перевел взгляд на полуобнаженную грудь женщины.

Дама заметила это и залилась краской. Наступило неловкое молчание. На очередной станции кто-то пробежал по перрону, заглянул в дверь, но так и не вошел.

— Да, если такая жарища еще продлится, тут и шуба не спасет, — снова хохотнул сосед. Супруги напряженно молчали.

— У вас есть дети? — неожиданно спросил он.

— Нет, — отмахнулась было дама и тут же спохватилась, — то есть да, есть, один.

Господин вытащил сигару и молча закурил. Затем он с отсутствующим видом стал разглядывать все ту же входную дверь. Дама забеспокоилась и как-то невольно взглянула на вырез своей блузки. Крестьянин вдруг наклонился, обеими руками схватил ее за грудь, стиснул и отпустил. И ошалело замер, положив руки на колени.

Муж встал. Дама расслабленно всхлипнула.

— Перестань реветь, — приказал он. — А вы… вас я попрошу пройти со мной в соседний вагон. Предстоит чисто мужской разговор. — Он направился к выходу, а крестьянин понуро поплелся за ним на негнущихся от страха ногах.

Дама зарыдала, уткнувшись в оконное стекло.

— Свинья! — негодовал муж в соседнем вагоне. — Да как вы осмелились, кретин! Сядьте вон там, подальше, чтобы не мозолить людям глаза. Вы что же, прохвост этакий, всегда хватаете незнакомых женщин за грудь?

— Нет… — низко опустив голову, пробормотал тот.

— Может быть, вы женщин никогда не видели?

— Да видел я, — стыдливо буркнул провинившийся.

— Как же вы осмелились на такое, да еще с моей супругой. Имейте в виду, она там сейчас одна и мне надо скорее вернуться. Так что покончим с этим делом, и побыстрей.

— Я…Я… не хотел оскорбить, — вскинулся провинившийся. — Я возмещу убытки.

— А хватит ли у вас денег? — свысока спросил муж.

— Да, да, я заплачу, — заторопился тот. — Сколько вы хотите?

— Это будет стоить… не меньше чем двадцать тысяч, — с притворным вздохом сказал господин.

Крестьянин поспешно достал бумажник, вытащил деньги и молча протянул их оскорбленному.

— Оставайтесь здесь, — выговаривал ему муж. — Если только вы осмелитесь прийти в наш вагон, я вышвырну вас из поезда. Вы просто не отдаете себе отчета в своих поступках, другой бы на моем месте подал в суд. Ну да ладно, я не привык расстраиваться по пустякам, профессия хирурга обязывает.

Когда хирург вернулся к своей жене, та уже успокоилась и вытирала слезы.

— Я так испугалась, Хейкки. Какая неслыханная наглость! Такого со мной еще не случалось.

Господин снял с гвоздя черное женино пальто и, бросив ей на колени, строго сказал:

— Прикройся.

— Может быть, ты думаешь, что это я во всем виновата?! Взгляни сам, разве я так уж обнажена?

— Можешь считать, что это был комплимент твоей внешности. Есть чем гордиться, мужичишка рехнулся, увидев твою грудь.

Дама снова заплакала.

— Не расстраивайся. История и яйца выеденного не стоит, — успокоил ее муж.

— Что ты с ним сделал? — робко спросила дама.

— Надавал по морде, как всякий порядочный мужчина, и предупредил, что, если только он сунется сюда, я ему голову оторву.

— Только не нужно было говорить ему, кто мы такие. А то все узнают.

— Я не так глуп, как тебе кажется.

— А он что-нибудь объяснил? — полюбопытствовала жена.

— Он? Да если б он хоть слово сказал, я б его тут же в окно выкинул.

В соседнем купе «козел отпущения» во всеуслышание жаловался какому-то старику, как несправедливо с ним обошлись. Немного погодя к ним подсел молодой парень и, с любопытством выслушав эту историю, пошел взглянуть на пострадавших. Он вернулся и объявил на весь вагон:

— Эй, послушайте, эти аферисты еще сидят там. Идемте!

Когда хоронили Маурица

Дождь лил подряд три недели. А река текла через поле. Она словно распухла, бежала без волн, с водоворотами. В ее струях возникали и двигались продолговатые воронки. Упавшие в воду березовые листья кружились, ныряли и снова выплывали на поверхность, но уже ниже по течению.

По дороге, пересекающей поле, шагал отряд. Он прошел через небольшой березняк, который поредел, как память о прошлом. К затылкам солдат, к их одежде и винтовкам прилипли березовые листья, точно отряд парился в бане не раздеваясь, не скидывая оружия. Последние еле тащили ноги. Метрах в пятидесяти позади всех плелся толстый лавочник из деревни и двое пожилых хуторян. Лавочник угощал приятелей куревом, и они на ходу дымили. Лавочник шел в своем темпе, хуторяне — в своем, все не в ногу.

— Батраку и то есть тут выгода, ведь обмундирование выдают, — рассуждал лавочник.

— Не отставайте! — крикнул им кто-то из последних в цепочке.

— Шагайте, шагайте, мы за вами чинарики подбираем! — крикнул в ответ лавочник.