О Стивене Хокинге - [2]

Я бы очень хотел испытать на деле теорию Хокинга о том, что даже лишённые государственного финансирования научные исследования «всё равно призовут на помощь преимущества технологий». Это способствовало бы (полагает он) «конкуренции», наивному эвфемизму для крупных корпораций, которых не интересует, как Хокинга, происхождение Вселенной, потому что невозможно извлечь прибыль из раскрытия происхождения Вселенной, а можно только продавать её по кусочкам.

Отвечаю на наивный ответ наивным вопросом: почему учёные не платят за свои исследования? Большинству из нас обычно приходится платить за то, что мы хотим. Ну, мы увидим (объясняет Хокинг), что наука требует таких огромных сумм, которые просто приходится оплачивать чужими деньгами. Именно поэтому Хокинг так обеспокоен «отношением людей».

Если мы понимаем [вероятно, «мы» не понимаем], что нельзя помешать науке и технике изменить мир, мы можем, по крайней мере, попытаться сделать так, чтобы эти изменения шли в правильном направлении. В демократическом обществе это означает, что народ должен иметь некоторое представление об основных научных понятиях, чтобы использовать информацию для принятия решений, а не делать это прерогативой специалистов.9

Сначала Хокинг говорит нам, что нельзя помешать науке и технике изменить мир. Но затем он обращается, но только в качестве талисмана, к «демократическому обществу». В подлинно демократическом обществе, большинство может помешать науке и технике изменить мир, если оно примет такое решение – не правда ли? А то как можно называть это демократией? Большинство теоретически может отказаться от конкретных научных или технологических достижений, или даже от всех из них. Если оно не может, то это уже не демократия, а технократия. Большинство может, по крайней мере, потребовать паузы, моратория, для того, чтобы усвоить эти уже навязанные ему изменения и поразмыслить о том, что принять в следующий раз, если принять вообще.

Цивилизации порой сознательно отклоняли технологии, как, например, «имперский Китай решил отказаться от технологии межокеанского судоходства и навигации, которая, в случае её реализации, могла бы преобразить центральную историческую тему европейской экспансии на запад в альтернативную историю азиатского расширения на восток в Новый Мир».10 Но имперский Китай, как и Япония Токугавы, могли принимать решения об ограничении технологии только потому, что это была не демократия.

«Люди» в условиях демократии никогда не принимали важных решений о направлении в науке и технике. Ядерная энергетика была создана правительством США в тайне. Интернет также был создан в Пентагоне. Правительство национализировало эфир, затем разделило его между вещателями, отдав его в их частную собственность. Решения о функциях железных дорог, самолётов, грузовых и легковых автомобилей в транспортной системе принимались на протяжении десятилетий крупными корпорациями в сговоре с независимыми регулирующими органами (независимых от общественного контроля и не независимых от регулирующих их корпораций). Электрификация была делом энергетических компаний и правительств. Ни одно из этих чрезвычайно важных решений не было сделано путём референдума или выбора должностных лиц после общественного обсуждения.

С некоторым, может быть, преуменьшением, Хокинг характеризует отношение людей к науке как «двойственное»: люди

не доверяют науке, потому что не понимают её. Это недоверие ясно проявляется в карикатурном изображении учёного, делающего в своей лаборатории Франкенштейна. Оно также проявляется в поддержке партий зелёных.11

Блестящий ум Хокинга не допускает того, что образ сумасшедшего учёного сохраняется потому, что наука уже много произвела на свет Франкенштейнов,12 и его гораздо более многочисленные коллеги в безрассудной прикладной науке усердно работают, создавая ещё больше Франкенштейнов с помощью генной инженерии, искусственного интеллекта и т. д. Они, а не он, участвуют в основных научных исследованиях. Они работают на корпорации или государство, а не на университет. Что касается зелёных, то было бы справедливо сказать, что их понимание науки в среднем выше, чем у населения в целом, что и объясняет их высокий уровень недоверия к ней.

И в то же время интерес к науке в обществе очень высок, особенно к астрономии, что видно по той широкой аудитории, которую привлекают научно-фантастические телевизионные сериалы вроде «Космоса»13 и научная фантастика.14[а есть ли разница?]

Общество имеет большой интерес к науке, как и к бейсболу, как к зрелищу и зрелищному виду спорта. Изучение науки по телевизору с помощью Карла Сагана или Стивена Хокинга, который тоже в этом участвует, ещё менее приглядно, чем обучение бейсболу по телевизору с помощью команды «Нью-Йорк Янкиз». Хокинг позже жалуется, что хотя на телевидении есть несколько очень хороших научно-популярных программ, некоторые «представляют чудеса науки просто как волшебство». Я уверен, что после тестов, проведённых для зрителей, следивших за каждым эпизодом «Космоса» или сезоном «Стар Трек», увеличение научного знания не обнаружится – но, возможно, обнаружится снижение недоверия к науке и соответствующее возрастание готовности платить налоги в её поддержку.