О природе - [14]

12

Души, испаряясь,

влажными всегда делаются.

Когда в одни и те же реки

дважды входят,

то уже другие воды омывают.

Души из влаг испаряются.

* * *

Арий Дидим, компилятор эпохи Августа, приводя мысль Зенона, что наша чувственность – испарение души, считал, что она заимствована из приводимых цитат Гераклита. В системе Зенона душа – это пар, происходящий из крови, и получается, что для Гераклита «влажная» душа – это чувственная душа, которая эмоциональна. Сам он предпочитал «сухую» душу, отрешенную от эмоций и близкую разуму. Уже Шлейермахер (Д 284) понял эту цитату в том смысле, что дыхание способствует разуму, что регулярное чувственное восприятие и воспитывает ум. Лебедев (Л 384) видит в образе «реки» образ как раз постоянно чувствующей и постоянно меняющейся души. Муравьев (М 252) склоняется к тому, чтобы признать изменчивость потоков впечатлений при неизменности как объективного мира, так и субъективного статуса входящего; иначе говоря, здесь Гераклит уже исходит из некоторых субъект-объектных отношений, противопоставленных иллюзорному миру становления, – нам кажется, что это все же слишком модернистская трактовка. Все же Гераклит говорит о душе как о фактичности самой изменчивости, субъекта как такового здесь нет, но есть ситуация захваченности потоком, которую и следует осмыслить рационально исходя из общего логоса. Об этом удачно написал Х. Л. Борхес:

Не знаю, насколько мы продвинулись в решении проблемы времени за двадцать-тридцать веков размышлений. Но мы и поныне ощущаем то древнее смущение, которое когда-то поразило Гераклита. Я снова и снова возвращаюсь к его изречению: никто не войдет дважды в одну и ту же реку. Почему никто никогда не войдет дважды в одну и ту же реку? Во-первых, потому что воды реки текучи. Во-вторых – и это метафизически затрагивает нас, пробуждая что-то вроде священного ужаса, – потому что мы сами подобны реке, мы также текучи.

В этом и состоит проблема времени. Это проблема текучести: время проходит. Я вспоминаю прекрасный стих Буало: время проходит в тот момент, когда что-то уже далеко от меня. Мое настоящее – или то, что было моим настоящим, – уже стало прошлым, но проходящее время не проходит всецело. Например, мы с вами беседовали в прошлый четверг. Можно сказать, что мы стали другими; ведь за неделю с нами произошло много разных событий. Но все-таки мы те же. Я знаю, что я выступал здесь, что я пытался рассуждать, а вы, наверное, помните, как вы слушали меня на прошлой неделе. Во всяком случае, это остается в памяти. Память индивидуальна. Мы во многом состоим из нашей памяти[12].

Бибихин толкует это изречение так:

Все течет, все изменяется – так пародировал Платон поздних гераклитовцев: крутя головой в поисках бытия во все стороны, они доводят себя до головокружения, и им кажется, что помчались вокруг них сами вещи (Кратил 411b). Пародия на Гераклита, естественно, запоминается легче, чем его слова. «На входящих в те же самые реки, – говорил он, – притекают в один раз одни, в другой раз другие воды». Воды здесь – ощущения и настроения, река – душа. Плача о непостоянстве мира, Гераклит в одном оставался неизменным. Течет не все. В человеке есть вечная божественная природа, переплетенная со смертной как ночь с днем, сон с явью, как все пары, не существующие отдельно друг от друга (Б).

Лев Толстой подражает Гераклиту в романе «Воскресение» (гл. LIX):

Люди как реки: вода во всех одинакая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди. Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь все между тем одним и самим собою.

13

Не радоваться навозу.

* * *

Эти слова приводит античный эрудит Афиней, имея в виду, что мы должны требовать от друзей, чтобы они не были как свиньи. Больших трудностей толкование цитаты не вызывает, отметим только, что Гераклит явно не допускал для человека, в отличие от свиньи, не только «валяться в навозе», но и «приветствовать навоз», «радоваться навозу», то есть ценить его в душе, независимо от текущих чувств.

14

Полуночникам, магам, вакхантам,

                    лэнам и мистам: (огонь)

в установленные для людей мистерии

они нечестиво посвящаются.

* * *

Лэны – иное название менад. Речь в отрывке идет о тех, кто участвует в мистериях ночью, под покровом тьмы, тем самым заменяя общественную религию на удовлетворение частных потребностей. Нечестиво закрываться во тьме от логоса, а мистерии должны работать только как публичные, желательно дневные, мероприятия. Такое сближение мистерий, желанных Гераклиту, с христианским публичным богослужением, как рассветных снов перед днем уже христианской публичности, мы встречаем у Вяч. Иванова в стихотворении из «Римского дневника» 1944 г. (заметим созвучие голос и логос):

Языков правду, христиане,

Мы чтим: со всей землей она

В новозаветном Иордане

Очищена и крещена.

О Слове Гераклиту голос

Поведал, темному, темно;

И шепчет элевсинский колос:

«Не встанет, не истлев, зерно»