О политической науке. Избранные произведения - [113]
РГ. С четвертой.
Бурлацкий. Нет, в этой эпохе — опять с первой. Нам с первой попытки удалось соорудить настолько совершенный конституционный монумент, что даже потомкам завещаем больше не прикасаться к нему? По такой логике, надо застыть в достигнутой точке истории. Но это невозможно. Перечислю три как минимум проблемы, которые нам придется решать, думаю, путем конституционных поправок.
Первая: парламентаризм как полномочное народное представительство, парламент как орган народовластия, которому принадлежит абсолютная монополия в принятии законов, у нас еще не состоялись. Это придет только с окончательным формированием двухпартийной избирательной системы. Но уже сейчас, шаг за шагом, надо отходить от ручного управления парламентом, прописывая все больше полномочий его контрольным органам, комиссиям по расследованию, представителям обеих палат на международной арене. В какую бы страну мира ни приехал «рядовой» американский сенатор, уполномоченный вести переговоры, это событие: ранг у него выше, чем у министра.
Вторая: страна постепенно движется к двухпартийной системе.
Смысл соперничества крупных политических партий не только в борьбе за власть и ротации власти, а в эффективной парламентской работе над законами прежде всего. В этом смысле я обеими руками за предложение президента Путина установить не менее чем 7-процентный барьер поддержки избирателей. Его даже можно было бы увеличить.
РГ. А не рискуем такими барьерами лишить голоса значительную часть общественного мнения? Все малые партии окажутся на улице или вовсе исчезнут.
Бурлацкий. Лишиться голоса не может никто — у нас всеобщее избирательное право. А вот лишиться трибуны — это реальный риск. Если это маргиналы с экстремистскими взглядами и программами, так и надо: долой с трибун! Всем остальным политическим формированиям необходимо сближать свои позиции, ведь цель-то у всех одна — процветание страны, благоденствие народа. И как раз в последнее время процесс укрупнения партий набрал такой темп, что уже к следующим выборам двухпартийная система приобретет реальные черты.
РГ. К следующим парламентским и президентским выборам? То есть всего через год?
Бурлацкий. Нет, через выборы. К началу следующего десятилетия.
РГ. И какие же две массовые партии вы видите на горизонте? «Единая Россия»? Кто еще?
Бурлацкий. «Единая Россия» делает большую ошибку, уже позиционируя себя как партию власти. Да, это так, но так это потому, что она почти сплошь состоит из функционеров власти. Тем не менее нельзя не признать, что ее поддержка растет, и как раз на ближайших выборах станет ясно: это массовая народная партия или партия только чиновничьей массы. Кто станет ее конкурентом, — сказать труднее. Возможно, «Справедливая Россия», образовавшаяся после слияния «Партии жизни», «Родины» и Российской партии пенсионеров. Кстати, не исключаю, что за этой инициативой стоял наш президент. Возможно, это активно формирующаяся сейчас социал-демократическая коалиция четырех малых партий. Увидим через год. Но сами эти процессы свидетельствуют о том, что эпоха клубных партий прошла, наступает эпоха массовых партий.
И тут уместно хотя бы два слова сказать о системе выборов: она должна видоизмениться. В законе все прописано правильно, а что на практике? Коррупция на выборах. Разнузданная деятельность средств массовой информации, которые за деньги или по симпатиям поддерживают одних кандидатов, топят других. Использование судебной власти для «легального» устранения неугодных кандидатов.
Кстати, судебная власть — это тот третий институт президентской республики, без которого подлинно демократическая атмосфера в обществе не может сложиться. Беда в том, что сама судебная система еще не сложилась ни как институт защиты законности и прав человека, ни как институт контроля над другими ветвями власти, ни как институт борьбы со злоупотреблением властью, да вдобавок еще и сама поражена коррупцией. Но самое странное, что и ее полномочия до сих пор толком нигде не прописаны, откуда же взяться новым традициям?
РГ. В США сто сенаторов, потенциально каждый из них вправе претендовать на президентское кресло, с этой площадки сейчас стартует Хиллари Клинтон. Пятьдесят губернаторов, из числа которых тоже часто выходили президенты. Три генерала становились президентами: Вашингтон, Грант и Эйзенхауэр. Не раз претендовали или могли претендовать на Белый дом бывшие госсекретари, сейчас на слуху имя Кондолизы Райз. Короче, президентский резерв в Соединенных Штатах — это примерно 150–200 человек. Во Франции, Англии, Германии поменьше, но и там политическая система неизменно выдвигает десятки президентских кандидатур. А наша президентская республика уже второй раз сталкивается с таким дефицитом реальных претендентов, что постоянно витает мысль о третьем сроке для Владимира Путина. В чем дело?
Бурлацкий. Вы поставили очень важный вопрос. Он касается уже не юридической стороны дела, а человеческой, кадровой. Увы, институт формирования лидеров у нас тоже не сложился. В советской истории лидерство осуществлялось в основном методом захвата: Сталин оттеснил Троцкого и Зиновьева, его преемником стал Хрущёв, что не приснилось бы Сталину и в страшном сне. Хрущёв даже вообразить не мог, что власть у него отнимет Брежнев, история противостояния Горбачёва и Ельцина у нас на памяти. Не школа, а антишкола лидеров. Кстати сказать, она логично продолжает русскую традицию наследственной монархии, где передача власти тоже происходила с большими надрывами.
В 1976 году издательство «Международные отношения» выпустило книгу Ф. Бурлацкого «Мао Цзэдун», получившую широкое признание у читателей. В новой работе автор исследует как период деятельности Мао Цзэдуна, который в течение многих лет руководил Компартией Китая и стоял во главе страны, так и последние события. Здесь рассматриваются основные моменты идейной и политической борьбы вокруг наследия Мао Цзэдуна после его кончины и дается характеристика основных участников этой борьбы.http://fb2.traumlibrary.net.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
В монографии осуществлен анализ роли и значения современной медиасреды в воспроизводстве и трансляции мифов о прошлом. Впервые комплексно исследованы основополагающие практики конструирования социальных мифов в современных масс-медиа и исследованы особенности и механизмы их воздействия на общественное сознание, масштаб их вляиния на коммеморативное пространство. Проведен контент-анализ содержания нарративов медиасреды на предмет функционирования в ней мифов различного смыслового наполнения. Выявлены философские основания конструктивного потенциала мифов о прошлом и оценены возможности их использования в политической сфере.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Книга о том, как всё — от живого существа до государства — приспосабливается к действительности и как эту действительность меняет. Автор показывает это на собственном примере, рассказывая об ощущениях россиянина в Болгарии. Книга получила премию на конкурсе Международного союза писателей имени Святых Кирилла и Мефодия «Славянское слово — 2017». Автор награжден медалью имени патриарха болгарской литературы Ивана Вазова.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.