О, мед воспоминаний - [30]

водились такие буржуи и были настолько сильны и многочисленны, что могли давать

социальный заказ на „Дни Турбиных" — кому? И уж совсем пренебрежительно, во

множественном числе: Булгаковым.

В 1928 году вышла пьеса Маяковского „Клоп". Одно из действующих лиц, Зоя

Березкина, произносит слово „буза".

„ПРОФЕССОР. Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили

непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое „буза" (ищет в словаре).

Буза... буза... буза... Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков..."

Если в стихотворении „Буржуй-нуво" Маяковский говорил, что „Дни Турбиных"

написаны на потребу нэпманам, то в „Клопе" предсказывается писательская смерть

М.А.Булгакова. Плохим пророком был Владимир Владимирович! Булгаков оказался в

словаре не умерших, а заново оживших слов, оживших и зазвучавших с новой силой...

Запомнились мне постоянные посетители „Кружка", артисты Малого театра: Пров

Садовский и Михаил Францевич Ленин. Однажды мы приехали ужинать с артисткой

МХАТа Верой Сергеевной Соколовой. К нам подошел черноволосый немолодой человек

(тип процветающего юриста) и обратился к Вере Сергеевне с немногими, но

86

выразительными словами. Он рассказал, как давно любуется ее игрой, какой

незабываемый образ создала она в роли Елизаветы Петровны, и, если она разрешит, он

преподнесет ей ее портрет или во всяком случае похожее на нее изображение. Он живет

совсем близко и съездит за портретом.

Мы сидели очень заинтригованные. Вера Сергеевна смутилась и порозовела.

Через короткое время темноволосый человек появился и подарил B.C. овальную

миниатюру на металле с женской головкой. Может быть, она еще цела у сына

В.С.Соколовой и Л.В.Баратова — Андрея? Так элегантно и неназойливо проявил свое

поклонение таланту Соколовой, этой действительно тонкой артистки, антиквар Макс

Бенедиктов...

Этой зимой (1928 г.) мы ходили на лыжах с Художественным театром. Водил нас

инструктор Владимир Иванович — тот, прозванный нашей Марусей „странником" — на

горы близ деревни Гладышево и в Сокольники. Лучше всех из нашей компании ходил на

лыжах Иван Михайлович Кудрявцев (в „Турбиных" — Николка), как-то очень легко,

невесомо, как „ангел по облакам", по выражению Михаила Афанасьевича.

В Гладышеве была закусочная, где мы делали привал. На стене красовалась

надпись: ,Неприлчными словами не выражаца". Мы и не выражались. Мы просто с

удовольствием уничтожали яичницу-глазунью с колбасой, запивая ее пивом. Кудрявцев,

помню, шутил: „Может, и в раю так же будет..." Мы съезжали с высоких гор, кувыркались,

теряли лыжи, а наш инструктор спускался на одной ноге и хоть бы что. С нами ходила

наша приятельница Ирина Кисловская (на групповом снимке стоит по левую руку

Станицына). Михаилу Афанасьевичу очень нравилось, что она низвергалась, не

раздумывая, с любой высокой точки, а раз стала на голову, зарылась целиком в снег, но

отряхнулась и пошла дальше низвергаться как ни в чем не бывало.

Кроме лыж у меня завелось еще одно спортивное увлечение — верховая езда. Я

ездила в группе в манеже Осоавиахима им. Подвойского на Поварской (теперь на ул.

Воровского). Наш шеф Н.И.Подвойский иногда прихо-

87

46

дил к нам в манеж. Ненадолго мы объединились с женой артиста Михаила

Александровича Чехова, Ксенией Карловной, и держали на паях лошадь „Нину", существо

упрямое, туповатое, часто становившееся на задние ноги, делавшее „свечку", по

выражению конников. Вскоре Чеховы уехали за границу, и „Нина" была ликвидирована.

За Михаилом Афанасьевичем, когда ему было нужно, приезжал мотоцикл с

коляской, к удовольствию нашей Маруси, которая сейчас же прозвала его „черепашкой" и

ласково поглядывала на ее владельца, весьма и весьма недурного собой молодца...

Из Тифлиса к нам приехала Марика Чимишкиан. Меня не было дома. Маруся

затопила ей ванну (у нас всюду было печное отопление, и М.А. иногда сам топил печку в

своем кабинете; помешивая, любил смотреть на подернутые золотом угли, но всегда

боялся угара). В это время к нам на Пироговскую пришел в гости Павел Александрович

Марков, литературовед, сотрудник МХАТа. М.А. сказал ему:

— К нам приехал в гости один старичок, хорошо рассказывает анекдоты. Сейчас

он в ванне. Вымоется и выйдет...

Каково же было удивление Павла Александровича, когда в столовую вместо

старичка вышла Марика! Я уже говорила, что она была прехорошенькая. Марков начал

смеяться. Надо знать, как он смеется: не то всхлипывает, не то захлебывается, не то

повизгивает. В этом смысле он уникален. Мака был доволен. Он радовался, когда шутки

удавались, а удавались они почти всегда.

Помню, как-то раз мы поехали навестить нашу старую приятельницу Елену

Павловну Лансберг. Как начался последовавший за тем розыгрыш, точно не вспомню, не