О, мед воспоминаний - [11]

так мне рассказывала Анна Ильинична, с которой я очень дружила. Рядом с ней ее муж:

логик, философ, литературовед Павел Сергеевич Попов, впоследствии подружившийся с

М. А. Иногда ей аккомпанировал Николай Петрович Шереметьев (симпатичный человек),

иногда художник Сергей Сергеевич Топленинов, а чаще она сама перебирала струны.

Когда она была маленькой и ее спрашивали: „Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?",

она отвечала: „лошадью или певицей".

Так же просто пел Иван Михайлович Москвин, но все равно, у А. И. получалось

лучше.

Помню, как Михаил Афанасьевич повез меня в первый раз знакомиться к Анне

Ильиничне Толстой и к мужу ее Павлу Сергеевичу Попову. Жили они тогда в

Плотниковом переулке, №10, на Арбате, в подвальчике, впоследствии воспетом в романе

„Мастер и Маргарита". Уж не знаю, чем так приглянулся подвальчик Булгакову. Одна

комната в два окна была, правда, пригляднее, чем другая, узкая как кишка...

В коридоре лежал, раскинув лапы, щенок-боксер Григорий Потапыч. Он был пьян.

— Я выставила в коридор крюшон: там холоднее, — сказала хозяйка. - А он

налакался.

33

В столовой сидел красивый молодой человек и добродушно улыбался. Это друг

семьи — Петя Туркестанов. Были в этот вечер и Лямины. Тогда я еще не

предчувствовала, что на долгие годы подружусь с Анной Ильиничной Толстой и так

больно переживу ее смерть...

Вспоминается жадно и много курящая писательница Наталия Алексеевна

Венкстерн и друг юности Н. Н. Лямина известный знаток Шекспира М. М. Морозов,

человек, красивый какой-то дикой тревожной красотой.

Бывали у Ляминых и актеры: Иван Михайлович Москвин, Виктор Яковлевич

Станицын, Михаил Михайлович Яншин, Цецилия Львовна Мансурова и Елена

Дмитриевна Понсова.

Слушали внимательно, юмор схватывали на лету. Читал М. А. блестяще:

выразительно, но без актерской аффектации, к смешным местам подводил слушателей

без нажима, почти серьезно — только глаза смеялись...

34

17

КОКТЕБЕЛЬ — КРЫМ

Наступило лето, а куда ехать — неизвестно. В воздухе прямо носилось слово

„Коктебель": многие говорили о том, что поэт Максимилиан Волошин совершенно

безвозмездно предоставил все свое владение в Коктебеле в пользование писателей. Мы

купили путеводитель по Крыму д-ра Саркисова-Серазини. О Коктебеле было сказано, что

природа там крайне бедная, унылая. Прогулки совершать некуда. Даже за цветами

любители ходят за много километров. Неприятность от пребывания в Коктебеле

усугубляется еще тем, что здесь дуют постоянные ветры. Они действуют на психику

угнетающе, и лица с неустойчивой нервной системой возвращаются после поездки в

Коктебель еще с более расшатанными нервами. Цитирую вольно, но в основном

правдиво.

Мы с М. А. посмеялись над „беспристрастностью" д-ра Саркисова-Серазини, и,

несмотря на „напутствие" друга Коли Лямина, который говорил: „Ну, куда вы едете? Крым

— это сплошная пошлость. Одни кипарисы чего стоят!", мы решили: едем все-таки к

Волошину. В поэзии это звучало так:

Дверь отперта. Переступи порог.

Мой дом открыт навстречу всех дорог.

(М.Волошин „Дом поэта", 1926 г.)

В прозе же выглядело более буднично и деловито:

„Прислуги нет. Воду носить самим. Совсем не курорт. Свободное дружеское

сожитие, где каждый, кто придется „ко двору", становится полноправным членом. Для

этого же требуется: радостное приятие жизни, любовь к людям и внесение своей доли

интеллектуальной жизни". (Из частного письма М. Волошина. 24 мая 1924 г.) .

И вот через Феодосию — к конечной цели.

В отдалении от моря — селение. На самом берегу — дом поэта Волошина.

Еще с детства за какую-то клеточку мозга зацепился на всю жизнь образ юноши

поэта Ленского: „всегда востор-

35

женная речь и кудри черные до плеч." А тут перед нами стоял могучий человек, с

брюшком, в светлой длинной подпоясанной рубахе, в штанах до колен, широкий в плечах,

с широким лицом, с мускулистыми ногами, обутыми в сандалии. Да и бородатое лицо

было широколобое, широконосое. Грива русых с проседью волос перевязана на лбу

ремешком, — и похож он был на доброго льва с небольшими умными глазами. Казалось,

он должен заговорить мощным зычным басом, но говорил он негромко и чрезвычайно

интеллигентным голосом (он и стихи так читал — без нажима, сдержанно, хотя писатель

И. А. Бунин в своих воспоминаниях ( т. 9 полного собрания сочинений, стр. 425), кстати

сказать, недоброжелательных по тону, говорит, что Волошин, читая свои стихи... „делал

лицо олимпийца, громовержца и начинал мощно и томно завывать... Кончая, сразу

сбрасывал с себя эту грозную и важную маску..." (Скажу попутно: ничего деланного,

нарочитого, наблюдая ежедневно Максимилиана Александровича в течение месяца, мы

не заметили. Наоборот, он казался естественно-гармоничным, несмотря на свою