О мастерах старинных, 1714 – 1812 - [8]

Шрифт
Интервал

– Мир близок, Батищев.

– Все равно ружья нужны да железо разное корабельное.

– Отстань! Не твое это мужичье дело! Столько вещей в мире и не надобно, сколько их на моем станке сделать можно.

– А я бы к твоим станкам, – ответил Батищев, – водяной привод сделал у себя на Охте, пушки начал бы сверлить из целых болванок.

– Разве доложить государю?..

Нартов посмотрел в окно. Догорали облака в небе.

По набережной шел высокий человек. Надеты на нем были калмыцкая шапка белой овчиной наружу и красный кафтан.

Человек шел размашисто, ступая большими ногами в меховых сапогах на сырые щепки. Полы кафтана отбрасывались при каждом шаге, и видно было, что они подбиты соболем.

Человек был высок, имел круглое смугловатое лицо с черными глазами, маленький нос и жесткие, оттопыренные усы над большим, тесно сжатым ртом.

Человек шел мимо новых домов, обшитых досками и раскрашенных под кирпич.

Он шел, и все ему кланялись, но останавливаться никто не решался, потому что то был царь Петр, и если он замечал, что кто-нибудь останавливается, то сейчас же начинал расспрашивать, что за дело такое у идущего, что он может в дороге медлить.

Так по набережной шел Петр, и все вокруг него торопились.

– Пошел вон! – закричал Нартов. – Вон сейчас же! Царь идет! Мальчишка, готовь царю колпак рабочий… Да нет, я сам, крути колесо!

Нартов сам достал матерчатый колпак и посмотрел на Батищева умоляюще.

– Уходи. Я доложу, может быть…

Петр подошел к домику. Шелестели на дубах пожелтевшие, не спадающие до весны листья.

Перед дверью, сняв шапку, стоял человек в тулупе.

Петр посмотрел на него сверху вниз.

– Батищев? – спросил он.

– Батищев, ваше величество, – ответил Яков. – Хочу доложить.

– Некогда. Не задерживай. Ты какой Батищев? С порохового?

– С порохового. Мастер.

– Так что же ты стоишь? Будет у меня триумф с фейерверком. Иди, порох нужен.

Царь вошел, почти достигая головою притолоки невысокой двери. Слышно было, как заскрипела лестница внутри дома.

«Может, доложит Андрей Константинович?..» – подумал Батищев.

В мастерскую Петр вошел так стремительно, что пламя свечей заколебалось. Он сбросил с себя красный кафтан, шапку, кинул парик в угол, напялил колпак и сел за станок.

Мальчик закрутил колесо; стальной резец, зажатый в суппорт, двигаясь по воле механизма, снял длинную медную стружку.

Царь думал.

Английский флот вошел в Балтийское море, стоит перед Ревелем, угрожает своими пушками, требует, чтобы интересы Англии были учтены при заключении договора со шведами.

Шла дипломатическая борьба между Россией и Англией. Англия поддерживала разбитую Швецию, для того чтобы не дать России укрепиться на Балтийском море. Английский флот крейсировал в Балтийском море под начальством адмирала Норриса.

Норрис отправил в Ревель письмо: «Король английский, государь мой, велел мне идти с эскадрой в это море для получения справедливого и умеренного мира между Россией и Швецией».

Чуть ли не четверть века шла война. Россия за это время переделывалась, кровью истекая, а англичане хотели богатеть чужой бедой.

Петр вытачивал модель пушки и думал.

– Позови Шафирова! – сказал он.

Царь точил и думал, как ответить резко и прямо, чтобы видно было, что сила и правда на его стороне.

Нартов двигался, как тень.

«Доложить или нет? – думал он. – Может, время?..»

Но тут тихо открылась дверь и в комнату вошел, кланяясь и сверкая серебром глазетового кафтана, черноглазый, толстобедрый барон Шафиров.

– Ваше императорское величество, – сказал он тихим, сладостным и восторженным голосом, – они не решатся.

– Еще бы! – сказал Петр и, обратившись к Нартову, приказал: – Стань у двери! Они победить не воюя хотят. Только у нас сердце бывалое, мы не сробеем. Стань у двери, никого не пуская. Пиши, Шафиров. Мы им такое слово выточим, что они его вовек не забудут.

Глава седьмая,

в которой рассказывается о том, как плыл через море сержант понтонной роты Яков Батищев.


Год тому назад погиб воинственный, неутомимый шведский король Карл XII. Погиб он в 1718 году при осаде Фредериксгальда. Северная война угасала. Англичане поддерживали ее так, как поддерживают огонь костра, сдвигая и прижимая друг к другу головешки. Английские корабли вошли в Балтийское море с боевыми вымпелами на мачтах.

Шведы согласны были «уступить» Петербург и Нарву, нами давно занятую, но спорили о Риге и Ревеле – богатых городах.

Англичане поддерживали шведов, крейсировали в море.

Тянулись голубые дни и белые ночи 1719 года.

Навстречу английской эскадре к Зунду вышли русские корабли, окликнули англичан через переговорную трубу. Флотский поручик Головин спросил, какие намерения у гостей в не ихнем Балтийском море. Англичане ответили, что они пришли наблюдать и предлагают посредничество между Россией и Швецией, а пока протестуют против того, что русские корабли осматривают чужеземные суда в море и не позволяют провозить в Швецию порох, свинец и пеньку.

В те дни получил сержант Батищев приказание явиться в Галерную гавань и наблюдать за погрузкой коней и артиллерии на легкие суда. Надел он свой мундир команды порохового завода – синий, с белыми воротником и отворотами.

Заплакала Татьяна, утешал ее старый солдат, велел за детьми смотреть да жить тихо – ничего, что сам хозяин ушел.


Еще от автора Виктор Борисович Шкловский
Жили-были

«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.


Созрело лето

« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».


Самое шкловское

Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.


Гамбургский счет

Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.


Земли разведчик (Марко Поло)

Для среднего школьного возраста.


Памятник научной ошибке

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.


Школа корабелов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Дон Корлеоне и все-все-все

Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.


История четырех братьев. Годы сомнений и страстей

В книгу вошли два романа ленинградского прозаика В. Бакинского. «История четырех братьев» охватывает пятилетие с 1916 по 1921 год. Главная тема — становление личности четырех мальчиков из бедной пролетарской семьи в период революции и гражданской войны в Поволжье. Важный мотив этого произведения — история любви Ильи Гуляева и Верочки, дочери учителя. Роман «Годы сомнений и страстей» посвящен кавказскому периоду жизни Л. Н. Толстого (1851—1853 гг.). На Кавказе Толстой добивается зачисления на военную службу, принимает участие в зимних походах русской армии.


Дакия Молдова

В книге рассматривается история древнего фракийского народа гетов. Приводятся доказательства, что молдавский язык является преемником языка гетодаков, а молдавский народ – потомками древнего народа гето-молдован.


Лонгборн

Герои этой книги живут в одном доме с героями «Гордости и предубеждения». Но не на верхних, а на нижнем этаже – «под лестницей», как говорили в старой доброй Англии. Это те, кто упоминается у Джейн Остин лишь мельком, в основном оставаясь «за кулисами». Те, кто готовит, стирает, убирает – прислуживает семейству Беннетов и работает в поместье Лонгборн.Жизнь прислуги подчинена строгому распорядку – поместье большое, дел всегда невпроворот, к вечеру все валятся с ног от усталости. Но молодость есть молодость.