О мастерах старинных, 1714 – 1812 - [10]

Жестокая буря проносилась над Санкт-Петербургом.

Нева поднялась и выступила из берегов и забелела от пены.

Уже была середина октября.

Вернувшийся Батищев был поставлен со своей ротой на караул у церкви св. Троицы, что против Петропавловской крепости. Здесь когда-то росла большая сосна. Про ту сосну в народе говорили, что при наводнении ее зальет до вершины.

Петр велел сосну спилить, и от нее остался большой пень. Рядом с пнем стояла высокая деревянная пирамида.

Под крутыми парусами по бурной Неве шел русский флот. Впереди наши галеры, за ними шведские пленные суда с русским флагом поверх шведского, а sa ними опять наши фрегаты.

Перед Адмиралтейством отдали якорь.

Со стен крепости прогремел сто пятьдесят один выстрел.

Петр вышел к пирамиде и сказал:

– Товарищи, братцы мои, кто бы из вас за тридцать лет перед сим мог подумать, что буду я с вами на Балтийском море корабли водить и строить и что мы на старых наших землях, вновь нашим трудом и храбростью завоеванных, город воздвигнем, кто бы подумал, говорю я, что будет к нам от всех такое почитание? Славу возглашаю я, – сказал он, – храбрым, победоносным солдатам и мастерам российского корня!

– Ура! – ответили толпа и войско.

Глава восьмая,

о том, что делал Батищев во время войны и мира.

Плыла Нева, несла на себе новоманерные барки.

Строился Петербург, воздвигались в нем деревянные, мозаиковые и каменные здания.

Деревянные здания обшивали тесом и раскрашивали под кирпич.

Тесу в Петербурге нужно было много и для инженерного строения.

В 1720 году, в середине февраля, по определению Главной артиллерийской канцелярии, на охтенских пороховых заводах решено было построить пильную мельницу по чертежам Якова Батищева и под его надзором.

Вскоре мельница была построена, пилила она тес и брусья для разных построек и для артиллерийского ведомства. Работа на ней производилась день и ночь безостановочно.

Батищев предложил построить еще вторую пороховую мельницу на речке Луппе, представил об этом проект, проект долго ходил по инстанциям; решено было наконец строить Батищеву эту мельницу, и было ему внушено, чтобы смотрел он за строением накрепко, а для большего взыска определен был сам Батищев комиссаром.

Так снял солдат свою епанчу.

Комиссар Батищев донес летом, что сваи под мельницу набиты, а для дальнейших работ нет ни материала, ни рабочих, ни сметы. «А строить мельницу, я полагаю, – писал служивый, – надо в сухменное время, когда воды мало и тепла она и возможно в ней работать человеку». И просил он потому отпустить ему денег полторы тысячи рублей на припасы и на наем рабочих.

Ту бумагу коллегия слушала и постановила: приказать комиссару Батищеву строить в нынешнее удобное время мельницу с прилежанием и, что если это строение его, Батищева, нерадением построено не будет и учинится в работе остановка, взыскать убытки с него, со штрафом.

Комиссар Батищев мельницу построил, но опять донес, что воды в пруде много, и, чтобы та вода не пропадала, просил еще разрешения построить пильную мельницу у приказа, перестроить палисад вокруг старого завода, так как «в старом городке великое утеснение в строении и может быть от того пожарный случай».

Слушали донесение в коллегии, постановили: бумагу подшить к делу.

Шумела вода на новой запруде, шумели батищевские передачи.

Шла война. Тянулись переговоры.

Империя строилась.

Придумал Батищев новые лафеты, к лафетам такие колеса, чтобы они не рассыхались никогда, потому что сделаны они без втулки, а сами спицы, расширяясь и сходясь друг к другу, образуют как бы свод вокруг оси лафета.

На этих лафетах ходили русские пушки на далекие рубежи.

Шел октябрь 1721 года. Батищев вечером сказал Тане:

– Стреляют что-то…

Действительно, там, внизу реки, в Петербурге, бухали пушки.

– Может, лед идет, Яша?

– Лед-то идет, но не потому канонада. Посмотрим, Таня. Оденься потеплее.

Вышли. Осень, дождь. Шумит река. Ветер скрипит одинокими соснами, оставленными на вырубках.

Дальний Питер чуть виднеется.

Пахнет морем, осенним листом и сосновой щепой.

Уже скоро ночь. И вдруг загорелись за Невой пламенем фитили, образуя синеватыми линиями здание со столбами и шпилями. Рядом со зданием появились два воина в синем огне; один – с правой стороны – имел на щите русского двуглавого орла; у левого воина на щите были изображены три шведские короны. Русский богатырь протянул руку с мечом – и пал швед.

Гремели салюты, а над Батищевым ветер качал высокие, синие, при свете фейерверков, сосны. Они качались, вплетая в ветер зеленые своп ветки. Огни салютов удлиняли тени, тени сосен бежали, качаясь, по Охте, по Неве.

Тут в небо поднялись ракеты, над городом загорелся щит, и на щите был виден русский воин, топчущий конем змею.

То была любимая потеха Петра – фейерверк.

Пороха было сожжено, как на большой битве. Содрогался воздух; при вспышке ракет было видно – по реке идет осенний ладожский лед.

Стих салют. А сосны все качались. В темном небе плыла без звука луна; белая, как прочищенная напильником сталь, местами она темнела, будто сквозь нее просвечивает темное небо. Пахло порохом.

Стало тихо, так тихо, что слышно, как льдины шуршат на реке.