О мастерах старинных, 1714 – 1812 - [6]
А Никита говорит ему – смело, как я тебе: «Мы можем сделать не хуже».
А царь его сейчас же по щеке и упрекнул: «Ты сперва сделай, а потом хвастай».
Никита, к кулачному бою привычный, не пошатнулся и говорит ему тихонечко: «А ты сперва посмотри, а потом дерись. Я твой пистоль подменил, хочу его еще опробовать, какая сталь. Твой пистоль у меня лежит, а этот весь моей выработки».
Тут царь ахнул на великое мастерство, и пошел тут у них разговор, и начал Демидов делать фузеи по рублю восемьдесят копеек, а до того покупали их за границей по двенадцати рублей.
Ушел от нас Демидов вот уже более десяти лет тому назад, потому что нет здесь для столь большого дела угодья. Ушел он на Невьяновский завод, что на Урале. Кует он ружья, пушки льет, делает всякое литье и кованое железо, и тянет проволоку, и строит он там пушечные вертельни. Вот ты бы к нему… Он бы тебя определил к делу, а мы бы остались работать по мелкости, если ты меня человеком сделать не хочешь. Мы тебе любя говорим: уезжай ты от наших мест подальше. Снасть мы тоже не сломаем. Уж больно умна и казне выгодна.
– А я хотел у тебя дочку засватать.
– Дочку?.. Ты ее и имя забудь. У нас девушки поют:
– Моя махина всякую старую песню перепоет, – сказал Батищев, – такой и у Демидова нет.
– Демидов человек большой, но в стройке снастей он не горазд, вот домницы – это другое дело. Только не ты один, солдат, наше дело переделать и переломать хочешь. Махину строить начал тульский наш казенный кузнец Марко Васильев, он же Красильников.
– Мне стольник это говорил.
– Говорил, да не все. Тот Марко Васильев не из коренных мастеров. Сын он посадского человека Васильева Сидора; тот ножишки делал, значит, был самый пустой человек.
– Ты, мастер, не бахвалься: прозвали того Васильева Красильниковым потому – стволы он делал из красного железа, по-иному сказать – дамаска, а это высокая работа.
– Я Красильниковых не порочу, но все же они не нашего корня. Вот Леонтьевы – те и впрямь тебе любой дамаск сделают, какого хочешь рисунка, – вот они наши! Демидов тоже наш и богатей! Только Демидов на себя работает, а ты какой секрет из рук выпускаешь! Пропащий ты человек!
– Не ругайся, хозяин, я хочу у тебя дочку сватать, меня сержантом делают, жалованье мне будет два рубля в месяц и провианту против солдату вдвое.
– Слушай, Яша, хлеб мы с тобой вместе ели, и скажу я тебе подобру: уезжай ты, Яков, а Таня у меня уже за Сурнина просватана, настоящего мастера.
– А она мне слово дала.
– Ну, ее слово девичье: соломинкой сгорит – не опалит… Уезжай. Мне тебя жалко, потому что все-таки солдат, вот у тебя и зубы не все, их, значит, беречь надо. Уезжай ты, милый человек, и сюда не пиши. А я тебя, Яшка, ведь полюбил, ты бы у нас первым человеком был. А ты прохвастал: сделал какую глупость, сразу в казну и объявил. Ты, Яшка, за рупь гору продал…
– Не за рупь – за пользу, за славу.
– Ну, прощай, пустодом!
– Нехорошие слова говоришь, хозяин! Неужели у тебя к новому мастерству любопытства даже нет и дальше своего куска ты ничего не видишь? Жизнь мою ты ломаешь и затею мою сердечную – новую снасть – небось тоже поломать хочешь. Ведь уезжаю я, зовут меня в Питер на новую службу.
– Снасть твою мы не сломаем: уж больно хитра. Да и то: сломаешь – беды не оберешься. Пускай стоит себе в сторонке, для редкости… Ну, прощай, соловей. Прощай, солдат, а дедом твоих ребят мне не быть.
Глава шестая,
в которой рассказывается о том, как сержант понтонной, роты Яков Батищев давал царскому токарю Андрею Нартову совет, и о том, как этот совет не был принят.
Палаты Оружейного двора в Туле начали строить и закончили в 1718 году.
Последовал указ о переводе туда всех оружейников. Мастеров с учениками оказалось более тысячи человек, и помещения для них не хватило.
Так получилось потому, что Батищев предлагал строить помещения двухъярусные, а построены они были, по совету Леонтьева, в один ярус.
Решено было после разных проволочек оружейникам работать по-прежнему на дому; того и добивались пожиточные люди, которые работали с подмастерьями.
Станки Батищева использованы были для доделки приносимых стволов.
Сохранились известия о том, что Батищев и дальше ссорился с Леонтьевым и с другими тульскими кузнецами, имена которых мы здесь не приводим, но все же женился Батищев в Туле на Леонтьевой, и посейчас в Туле много живет Батищевых, их потомков.
Там, где круто поворачивает холодная река Нева, впадает в нее речка Охта. Когда-то тут стояла шведская крепость. Потом построили здесь слободу плотников, перевезенных в Петербург, и рядом с нею пороховой завод.
Война не кончилась, ходили русские войска отбивать врагов от границ. На пороховом заводе дела не шибко ладились, вот почему вызвали сюда Батищева.
Был при заводе комиссаром иноземный человек Рыц, но он от старости во всяких заводских делах уже толк понимать перестал, а велено было ему еще переделать старый амбар для толчения пороха. Чертежи из Тулы прислал модельный мастер сержант Батищев.
Иноземец в тех чертежах не разобрался. Так как надо было спешить, решили назначить какого-нибудь офицера к тому делу, но офицера понимающего не нашлось. Назначили заведовать заводом сержанта Батищева.
«Жили-были» — книга, которую известный писатель В. Шкловский писал всю свою долгую литературную жизнь. Но это не просто и не только воспоминания. Кроме памяти мемуариста в книге присутствует живой ум современника, умеющего слушать поступь времени и схватывать его перемены. В книге есть вещи, написанные в двадцатые годы («ZOO или Письма не о любви»), перед войной (воспоминания о Маяковском), в самое последнее время («Жили-были» и другие мемуарные записи, которые печатались в шестидесятые годы в журнале «Знамя»). В. Шкловский рассказывает о людях, с которыми встречался, о среде, в которой был, — чаще всего это люди и среда искусства.
« Из радиоприемника раздался спокойный голос: -Профессор, я проверил ваш парашют. Старайтесь, управляя кривизной парашюта, спуститься ближе к дороге. Вы в этом тренировались? - Мало. Берегите приборы. Я помогу открыть люк. ».
Виктор Борисович Шкловский (1893–1984) — писатель, литературовед, критик, киносценарист, «предводитель формалистов» и «главный наладчик ОПОЯЗа», «enfant terrible русского формализма», яркий персонаж литературной жизни двадцатых — тридцатых годов. Жизнь Шкловского была длинная, разнообразная и насыщенная. Такой получилась и эта книга. «Воскрешение слова» и «Искусство как прием», ставшие манифестом ОПОЯЗа; отрывки из биографической прозы «Третья фабрика» и «Жили-были»; фрагменты учебника литературного творчества для пролетариата «Техника писательского ремесла»; «Гамбургский счет» и мемуары «О Маяковском»; письма любимому внуку и многое другое САМОЕ ШКЛОВСКОЕ с точки зрения составителя книги Александры Берлиной.
Книга эта – первое наиболее полное собрание статей (1910 – 1930-х годов) В. Б. Шкловского (1893 – 1984), когда он очень активно занимался литературной критикой. В нее вошли работы из ни разу не переиздававшихся книг «Ход коня», «Удачи и поражения Максима Горького», «Пять человек знакомых», «Гамбургский счет», «Поиски оптимизма» и др., ряд неопубликованных статей. Работы эти дают широкую панораму литературной жизни тех лет, охватывают творчество М. Горького, А. Толстого, А. Белого. И Бабеля. Б. Пильняка, Вс. Иванова, M.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Заслон» — это роман о борьбе трудящихся Амурской области за установление Советской власти на Дальнем Востоке, о борьбе с интервентами и белогвардейцами. Перед читателем пройдут сочно написанные картины жизни офицерства и генералов, вышвырнутых революцией за кордон, и полная подвигов героическая жизнь первых комсомольцев области, отдавших жизнь за Советы.
Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.
Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.