О! Как ты дерзок, Автандил! - [26]
Поздравляю, сказал Минигул, поздравляю… От меня – букет белых роз, она их любит, может, вы и правы, но террористы тоже действуют из лучших побуждений, и у них есть своя логика. А про погоду, вы уж извините, я не стану говорить. Я просто скажу, что вы прилетите через три дня.
И он замолчал и пошел запускать вертолет, потому что дальше он не мог предъявлять своих обвинений, ведь он сам оставался убежденным холостяком. Какое право он имел давать советы женатым людям?
Минигул улетел, сделав круг над Большим каньоном и подставляя бока машины под объектив цифровой фотокамеры Ивана, решившего скрупулезно фиксировать эпизоды своего таежного путешествия.
Иван снимал Катрин, склонившуюся у костра, отца, собирающего легкий спиннинг для ловли хариуса, орлана, сидящего на сухой лиственнице, и палатки, которые они поставили на пятачке песчаного пляжа, словно специально приготовленного рекой для людей.
Вся коса была покрыта крупным и мелким галечником. И только в одном месте, ближе к залому, хаотично громоздящемуся на стрелке двух проток, рекой был нанесен песчаный пляж, очень удобный для ночевок. Пляж заканчивался ровной каменной плитой, под легким наклоном уходящей в воду, а затем резко, ступенью, обрывающейся. И в этом заключалась особенная прелесть и удобство места, выбранного для стоянки. На ровной и плоской скале можно было загорать, сушить одежду, чистить рыбу и отсюда же бросать блесну спиннинга – хочешь на пенную стрелку двух рукавов реки, а хочешь – в улово, темный омут под отвесной скалой на противоположенном берегу.
Димичел зашел выше переката и показал Ивану, как надо пускать по течению легкую блесну-мушку на хариуса, чтобы она выплывала на ту самую стрелку и попадала в пенный галстук. Там рыба клевала отменно. Иван увлекся, потому что хариус нападал на его мушку, но, не имея опыта, никак не мог изловчиться, чтобы вовремя подсечь юркую рыбку с плавником-парусом.
Димичел собрал второй спиннинг и встал на перекате, чуть ниже Ивана, чтобы инструктировать сына. Попутно он рассказывал о реке и обитающей здесь рыбе. По существу, он читал лекцию, потому что Димичел, берясь за любое дело, предпочитал изучить его до деталей.
Самыми распространенными видами хариуса, рассказывал Дими, являются европейский хариус Thymallus thymallus и сибирский хариус Thymallus arcticus. Хариус амурский и монгольский встречаются реже.
Мы сейчас какого арктикуса ловим, спрашивал Иван.
Мы сейчас ловим того, который первым клюнет, весело отвечал Димичел, и тут клевало, он ловко подсекал и выводил крупного, с черным плавником, хариуса, которого он называл «харитоном», на косу. Двумя точными ударами маленького ножа Дими разделывал хариуса по хребту, посыпал солью и быстро отправлял в рот. Не забывая прикладываться к фляжке.
Попробуй, говорил сыну Димичел, чистый белок, ты, наверное, уже пробовал алкоголь, сначала хлебни из фляжки, тут виски, а потом отправляй в рот кусочек, отправляй-отправляй, даже не задумывайся, если хочешь, зажмурь глаза, я уверен, что тебе понравится, еще не было ни одного парня, которому не понравилось бы.
Иван – он хотел быть настоящим парнем – зажмуривал глаза, делал глоток из фляжки и одобрительно тряс головой, хотя первый раз в жизни пил крепкий алкоголь и ел сырую, правда, слегка подсоленную рыбу.
Потом они вновь шли на перекат, и Димичел продолжал свою лекцию, а Иван все никак не мог выхватить из струи своего первого хариуса.
Хариус относится к семейству лососевых, рассказывал Димичел, но он не уходит в верховья реки на нерест. Лососи, в том числе и таймени, закапывают свою икру в грунт, а хариус может разбросать ее даже по каменному дну. И только после икромета он совершает нагульные миграции – он просто прячется по ручьям, а к осени опять скатывается в основное русло. Самка хариуса мечет около двадцати тысяч икринок!
А таймень, перебивал его сын, сколько мечет таймень?
Около сорока тысяч. Есть морская рыба – луна, она мечет до трехсот миллионов икринок. Только представь себе – триста миллионов!
Спиннинг дернулся в руках Ивана, катушка затрещала, а тонкое удилище согнулось дугой. Димичел сразу понял: сын зацепил не хариуса, а крупную рыбу, может, ленка или сига, а может, и тайменя. Вот тебе, Минигул, ты утверждал, что все таймени ушли из Большого каньона на нерест!
Сними катушку с тормоза, скомандовал Дими, и медленно выходи на берег. Как только леска ослабнет, начинай подкручивать, кажется, ты поймал тайменя. Сейчас самое главное, чтобы он не порвал леску и не сломал твой спиннинг.
Иван, скользя по камням и зачерпывая отворотами низко отогнутых резиновых сапог воду, стал пятиться на косу. Но удилища из рук он не выпускал, хотя пальцы дрожали и срывались с катушки спиннинга. Как всякий неопытный рыбак, он начал немедленно поднимать над собой палку удилища, стараясь подтащить к берегу бьющуюся на другом конце лески рыбу.
Опусти спиннинг, скомандовал Дими, опусти его к самой воде и начинай потихоньку подматывать леску, как только почувствуешь тяжесть – сразу сними катушку с тормоза, дай слабину! И так делай до тех пор, пока не почувствуешь, что рыба обессилела и сама идет к берегу.
Александр Куприянов – московский литератор и писатель, главный редактор газеты «Вечерняя Москва». Первая часть повести «Жук золотой», изданная отдельно, удостоена премии Международной книжной выставки за современное использование русского языка. Вспоминая свое детство с подлинными именами и точными названиями географических мест, А. Куприянов видит его глазами взрослого человека, домысливая подзабытые детали, вспоминая цвета и запахи, речь героев, прокладывая мостки между прошлым и настоящим. Как в калейдоскопе, с новым поворотом меняется мозаика, всякий раз оставаясь волшебной.
«Истопник» – книга необычная. Как и другие произведения Куприянова, она повествует о событиях, которые были на самом деле. Но вместе с тем ее персонажи существуют в каком-то ином, фантасмагорическом пространстве, встречаются с теми, с кем в принципе встретиться не могли. Одна из строек ГУЛАГа – Дуссе-Алиньский туннель на трассе БАМа – аллегория, метафора не состоявшейся любви, но предтеча её, ожидание любви, необходимость любви – любви, сподвигающей к жизни… С одной стороны скалы туннель копают заключенные мужского лагеря, с другой – женского.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.
Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.
Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.
Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.
Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)