О грусти этих дней кто, как не я, напишет... - [8]

Шрифт
Интервал
И на меня взглянул он косо,
Как будто я бревнишко спёр,
Не дав обгрызть под знак вопроса.
А к вечеру пришёл енот
И всё зачем–то лез на крышу,
Наверно, умер в нём пилот,
А то бы смог забраться выше.
Потом подкралась к нам лиса
И всё ждала от нас подвоха.
И я за эти полчаса
Решил о людях думать плохо.
Ещё весь день был страшный шум,
На озере всё кто–то ухал,
И я решил — Лох — Несский бум
Не только плод нелепых слухов.
7 июня 2001 г.
Охота на земноводных
Убежав от улиц модных,
Не вставая спозаранку,
Мы ловили земноводных
И сажали дружно в банку.
Две несчастные лягушки,
Позабыв, как нужно квакать,
По стеклу метали тушки
И моргали нам двояко.
Разглядев все их присоски,
Брюшки, лапки, глазки, спинки,
Отнесли их к глади плоской
Озерка — как грампластинки.
7 июня 2001 г.
* * *
Мой сын всё ругает французов
За то, что едят, мол, лягушек.
Мол, мало им, что ль, кукурузы,
Иль лучше б ловили бы мушек.
Мне снился какой–то кабак.
Хозяин болтал по–французски.
И всё как–то было не так,
И день был какой–то весь тусклый.
К чему мне его колбаса?
Опять наедаться до грыжи?
Сказал я, вздохнув: «Се па са»>*,
И враз в раздражении вышел.
То был не Париж, не Квебек,
А так, междорожие странствий.
Заезженный я человек
И ас в воздвиженьи препятствий.
7 июня 2001 г.
* * *
Если ночь беременна стихами,
Уговорами её ты не уймёшь.
И к утру родятся строчки сами,
Даже если вовсе спать уйдёшь.
В ритме рифм есть вечная повинность
Ритму звёзд и маленьких мирков,
Без стихов я вовсе, видно, сдвинусь,
Не прожить мне, в общем, без стихов.
Даже допотопный птеродактиль,
Каркая и хлопая крылом,
Проявлял ритмический характер,
Что с натяжкой можно звать стихом.
7 июня 2001 г.
* * *
Богу стало не с кем говорить,
Кончились пророки да предтечи.
А того, кого велел любить,
Люди пригвоздили за предплечья.
Бог шептал вполголоса, кричал,
Пробовал и так, и эдак, бедный,
А людишки брались за кинжал,
Выходя пограбить из таверны.
Бог потратил целый капитал
На свои немые телеграммы.
Он и плакал, и стонал, и звал,
Выводя морзянки злые гаммы.
А людишки брались за перо
Писчее, а чаще — воровское,
И сажали жертву на него,
Как на вертел адское жаркое.
И устал от этой жизни Бог,
Улетел на суперзвездолёте.
Даже если кто–то заорёт,
Вы его уже не дозовётесь.
* * *
От мессий безвременных визитов
Понапрасну хворью не болей!
Поселился мелкий инквизитор
В каждом из известных нам людей.
В суете подвыпившего хлева,
В сонме простодушных поросят
Мы не ели от чужого хлеба,
Ну, а если ели, нам простят.
Мы не пили молока парного
От святых коричневых коров.
И когда пробило полвторого,
Мир был прежним — весел и здоров.
И напрасно по–мужичьи плакал
В Дельфах средь осколков и костей
Старый перепрятанный оракул,
Ожидая скверных новостей.
Можно мерить сапоги и клипсы,
Ибо в суматохе перемен
Заменили нам Апокалипсис
На уже привычный Happy End.
16.02.2001
* * *
Из римских недобрых декад
Писал себе письма Сенека
И в них, своей мудрости рад,
Бродил всё от века до века.
И надо ж, к исходу среды
Дошли до меня без конверта
Его небоязнь беды,
Его нестрашение жертвы.
И мир засиял, как венец,
От томной крупицы восторга,
Постиг я тогда наконец
Свою небоязнь острога,
Хворобы, долгов, нищеты,
Друзей ядо–лживого жала,
Свою небоязнь судьбы,
Свое неприятье Державы.
Напрасно шипели клопы,
Что трахнутый я неврастеник.
И он сторонился толпы,
И он там прослыл как бездельник.
Но вены безропотно вскрыл
Сенека по просьбе Нерона,
И голос его отступил,
Как эхо немого перрона.
И я, словно старый сундук,
Вобрав в себя вирши и саги,
Надулся и злюсь, как индюк,
От бликов вчерашней отваги.
16.02.2001
* * *
В дождь Милан нам судьба показала
С белогрудой громадой собора,
Все строения в стиле вокзала
И шатание всякого сброда.
А зонты, словно чёрные банты,
Огибали промокшие двери.
Мы бродили по улице Данте,
Того самого, что Алигьери.
Хоть Милану толпа и не мила,
Сам погряз он в толпе, как мошенник.
Ни кола, ни двора, ни стропила,
Только Маме купили передник.
* * *
Лет в двенадцать решил я железно,
Что в Венецию мне не попасть,
К недоступному же, как известно,
Разбухает огромная страсть.
И теперь, очутившись в Милане,
От неё километрах в трёхстах,
Я взбурлил, словно буря в стакане,
Расстоянье читая с листа.
В обветшалой лагуне, как в тесте,
Вязнул город моих юных грёз,
Гондольер нас надул тыщ на двести
И по грязной канаве повёз.
Мимо нас проплывали гондолы,
Мы качались средь песен и лиц
Вместе с банками от кока–колы
И останками умерших птиц.
А на площади Бедного Марка,
Средь фасадов на грязных столбах,
Мы сидели, и нам было жарко
В Адриатики душных ветрах.
Мы решили, уехав из рая,
На трамвае речном тря зады,
Что Венеция — тот же Израиль,
Только с явным избытком воды.
16.2.2001
* * *
Всё бурлило и плавилось, кроме
Чуть припудренных инеем грив,
В двухкупейном своем фаэтоне
Ты был весел и шумно игрив.
Громко чокаясь, били копыта
И чеканили буквы на снег,
Словно новая книга раскрыта,
Чудо–тройки вместившая бег.
Оставляя в несчётных подранках
Всю дорогу рапирных острот,
Ты гримасами на полустанках
Теребил суетливый народ.
Кому пел ты, Лукавому, Богу ль?
Что палил ты в нервозном чаду?
Я люблю тебя, пакостник-Гоголь,
И чего–то по–прежнему жду…
* * *
Если б ты была не так мила,
Мы бы всё толпились у аптеки,
Словно отставные ацтеки,
Продолжить чтение
Еще от автора Борис Юрьевич Кригер
Песочница

Эта книга включает в себя произведения разных жанров: рассказы (историко-философские, биографические, хулиганские, юмористические), сказки, эссе, очерки, пьесы. В нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов... Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем подчас его и нет... Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты...» Автор считает, что корни наших неврозов – в мелочных обидах, природной лени, неизбывном одиночестве, отсутствии любви, навязчивом желании кого-нибудь огреть по затылку, и рассказывает обо всем в своей «Песочнице» с неизменным юмором и доброй улыбкой.

В поисках приключений

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Неопределенная Вселенная

Мы не знаем, существует ли в действительности основной закон космологии, однако мы можем с уверенностью заявить, что, следуя выражению МсСrea, существует «принцип неопределенности в космологии» («Uncertainty principle in cosmology»). Таким образом, Космос обрамляют два принципа неопределенности: один на маленькой шкале квантовой механики, другой на большой шкале космологии. Научные исследования могут многое рассказать нам о Вселенной, но не о ее природе и даже не о ее основных геометрических и физических характеристиках.

Неизвестная Канада

«… Почему из кленового сиропа не гонят самогон? В самом деле... Из всего гонят. Из топора – гонят, из старых спортивных штанов – гонят, из веника – гонят, из лыж и даже из старых журнальных обложек... (Нуждающиеся в подобных рецептах пишите до востребования сыну турецкого верноподданного Остапу Ибрагимовичу). А вот из кленового сиропа – не гонят. Вроде бы всего в нем много, более того, на вкус такое пойло было бы вполне самобытным и маскировало бы откровенную дегустацию сивушных паров. Почему такая несправедливость?Я долго стеснялся спросить соседей, проживающих со мной бок о бок в канадской глубинке.

Альфа и омега

Мы часто совершаем необдуманные поступки, цена которых со временем становится непомерной, разъедающей нестойкие основы наших сердец. И кто знает, действительно ли мы виноваты, или это некий Божий промысел диктует нам свою волю, дабы мы прошли многократно повторяющиеся испытания? Испытания смертью, несчастной любовью, предательством... «Альфа и Омега» – роман о безусловной любви, единственной форме любви, которая, по совести говоря, может именоваться любовью. Любви не за что-то и не вопреки чему-то. Любви, поставленной во главу угла, ставшей стержнем жизни, началом и концом, альфой и омегой...

Невообразимое будущее

«Если в самом начале плаванья корабль взял неверный курс, то, как ни крепок его корпус, как ни велики запасы провианта и как ни дружна команда, – он обречен затеряться в безбрежных водах мирового океана. Если же курс был проложен правильно, то – даже дурно построенный, даже с минимумом провизии на борту и с подвыпившей командой, – корабль наверняка дойдет до цели своего путешествия.»Борис Кригер – член Союза писателей Москвы, канадской ассоциации философов и футурологического общества «Будущее мира».