О грусти этих дней кто, как не я, напишет... - [10]

Шрифт
Интервал

На записки свои сам ответствовал,
А жарища была, как в Родезии,
В солнце я б вольфрамовую ветвь порвал!
Обещал тебе я вынесть мусору,
Мыть шампунем голову и стричь усы.
Интернет же мне, простому юзеру,
Сделал явное расстройство личности.
Так и стал немым я отступником,
В пересудах жил всё в неведомых.
И мочился, метя под кустиком,
Чтоб никто наш двор не наведывал.
21 июля 2001 г.,
Канада
* * *
В уютных рассуждениях с Платоном,
Смакуя запах типографских строк,
Я растерял прозренья по перронам
И загрустил, как истинный пророк.
Отбросив стыд, как корку апельсина,
Мой новый глобус мордой стал к стене,
Океаном Тихим, повернувши спину,
Своей морскою задницей ко мне.
Теперь я здесь, на Новом Континенте.
Мне ль по себе? Не знаю. Вряд ли так.
Тут на недвижном зиждется цементе
Неистребимый отголосок драк!
Я созерцаю, внемля перегуду
То ль сквозняков, то ль чёрт–те знать кого,
И машинально всё рисую Будду,
И ненарочно всё гляжу в окно.
Там льёт мгновений неизбывный шорох,
То шелестит, то сыплется листвой,
И я сушу в пороховницах порох,
Изрядно поднамоченный судьбой.
Моя отчизна — там, где дней не мерят,
Где нет огня, где шорохов не ждут,
Где любят, помнят и немного верят
И где мои межстишия живут.
1 сентября 2001 г.
* * *
Я так привык к различной пустоте,
Что звук иль вещь меня страшит, а мысль
Кислит и жалит, как «алиготе»
Или шампунь, когда едва помылся.
Несостоятельность моей тоски
Легко любым прибором измерима,
И не блестят у стен Иерусалима
Мои необлысевшие виски.
Расслабься, Бог! Мы выпали на землю,
Как из гнезда иль из суровых шахт,
Не я один тебе, увы, не внемлю,
Не я один тебе поставил шах.
Нас много разных душенаселений,
Мы разрослись, как хлопья в январе,
И, копошась и зиждиясь на тлене,
Не я один шатаюсь в темноте.
Расслабься, Бог! Мы выпили всю воду
Из неподкупных небу родников,
Явись ко мне или явись народу,
Пока народ со мной не был таков.
Как неуютно в Земле Ханаанской,
Как неприютен Божий стан и кров,
И я кричу и корчусь по–вигвамски,
И выпиваю колу, словно кровь!
Не удержать бубенец с колокольцем,
Не увести издёрганных коней,
И я брожу под нелюдимым солнцем
С неистребимым прозвищем «еврей».
26 августа 2001 г.
* * *
Ах! Наслаждайтесь грубо,
С забвеньем в голове
Селёдкою под шубой,
Салатом «Оливье».
На глади майонезной,
Как в дебрях ледника,
Не станет нам полезной
Нежадная рука!
Еда и наслажденье
Повенчаны давно,
Как льнёт от охлажденья
Прозрачное вино!
Как вертится не в яви
Во рту, наверняка,
Конфет изящных гравий
В глоточке коньяка!
Не так уж много в мире
Негрешных есть утех,
Живя в своей квартире,
Наесться ведь не грех!
И, обручась с обманом
И шуток колесом,
Не грех прослыть гурманом
С замасленным лицом!
26 августа 2001 г.
* * *
Я на фоне Млечного пути
Протираю старые калоши,
В ресторане прежнем у «Кати»
Мой десерт, заждясь, переполошен!
На сухих проблинностях Луны
Нам не жать лихие урожаи,
В тоско–звучном отблеске вины
Нам едва ль привидится Израиль…
Что ни день, то днище иль костер,
Что ни час, то острие кинжала, —
Я забился в собственный шатёр,
Чтобы мне созвездие не жало.
Чтобы всем хватало пустяков
И нечайных возгласов спросони,
Чтоб на всех вселенских чудаков
Нам хватало дополна ироний.
И забывшись в пересвете звёзд,
В точечках туманных очертаний,
Мы построим через Землю мост
И уснём, как в зале ожиданья.
9 августа 2001 г.
* * *
Луна — как блин, и я её гурман,
Как Аладдин без лампы, но с тарелкой,
Я предвкушаю истинный обман
Моей Луны, с её морями мелкой.
Как много света может дать она,
Борясь со сном моим и строя рожки,
Когда восходит бледная Луна
И размечает лунные дорожки.
Её сонаты лунной храма свод
Меня влечёт и чествует, как брата,
И я не верю в собственный уход,
Дождливым днем нашептанный когда–то.
И я вкусить стремлюсь когда–нибудь,
Хоть за пределом жизни или смерти,
Луны моей проблинно–рябый рупь,
Едва отъетый кем–то на десерте.
9 августа 2001 г.
* * *
Нас разбудил раскатов ярых гром,
Так грохотало, что держись за сердце,
Какой на небе выдался погром,
Всплеск бесшабашья среди молний терций!
Так грохотало, что держи стекло,
Так лило наземь, что скользнут копыта,
И гром на небе так поволокло,
Что над Землею треснуло корыто.
В такой вот шторм не дай боже попасть,
Над бурной бездной маясь, как букашка,
Что ж, насладилася природа всласть,
Своей грозой нам пригрозя не пачкать!
Я не заснул уж больше, вниз пошел,
Сынишка плакал, дочке что–то снилось,
И, не иссякнув, ливень не ушел,
Пока по крыше его злоба билась.
Тебе приснился полувещий сон,
Листок из книги, сон от Серафима,
И струи пели пулям в унисон
И обрывали узкие стропила.
Какая злоба в этих небесах,
Какая лживость в здешних покаяньях,
И мы, уже запутавшись в грехах,
Не знаем сами выход из блужданья.
Я ненавижу бури страх и пыл,
Я забираюсь вглубь своих беспечий,
Покуда я свой гений не отрыл,
Я буду жить, как отпрыск человечий.
Есть эскимо и жалиться на дым,
Пить винограда лоскуты и запах
И проклинать безжалый остров Крым,
Нагрявший в миг, откуда нет возврата.
* * *
Средь скромных крыш небесных поселений
Мы очутимся мирно, невзначай.
Без праздных слов, без громких сожалений
Мы будем тихо пить вприкуску чай.
Ты скажешь мне, что всё не так уж страшно,
А я и сам давно уж так решил,
И ждёт меня заброшенная пашня,

Еще от автора Борис Юрьевич Кригер
Песочница

Эта книга включает в себя произведения разных жанров: рассказы (историко-философские, биографические, хулиганские, юмористические), сказки, эссе, очерки, пьесы. В нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов... Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем подчас его и нет... Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты...» Автор считает, что корни наших неврозов – в мелочных обидах, природной лени, неизбывном одиночестве, отсутствии любви, навязчивом желании кого-нибудь огреть по затылку, и рассказывает обо всем в своей «Песочнице» с неизменным юмором и доброй улыбкой.


В поисках приключений

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Неопределенная Вселенная

Мы не знаем, существует ли в действительности основной закон космологии, однако мы можем с уверенностью заявить, что, следуя выражению МсСrea, существует «принцип неопределенности в космологии» («Uncertainty principle in cosmology»). Таким образом, Космос обрамляют два принципа неопределенности: один на маленькой шкале квантовой механики, другой на большой шкале космологии. Научные исследования могут многое рассказать нам о Вселенной, но не о ее природе и даже не о ее основных геометрических и физических характеристиках.


Неизвестная Канада

«… Почему из кленового сиропа не гонят самогон? В самом деле... Из всего гонят. Из топора – гонят, из старых спортивных штанов – гонят, из веника – гонят, из лыж и даже из старых журнальных обложек... (Нуждающиеся в подобных рецептах пишите до востребования сыну турецкого верноподданного Остапу Ибрагимовичу). А вот из кленового сиропа – не гонят. Вроде бы всего в нем много, более того, на вкус такое пойло было бы вполне самобытным и маскировало бы откровенную дегустацию сивушных паров. Почему такая несправедливость?Я долго стеснялся спросить соседей, проживающих со мной бок о бок в канадской глубинке.


Альфа и омега

Мы часто совершаем необдуманные поступки, цена которых со временем становится непомерной, разъедающей нестойкие основы наших сердец. И кто знает, действительно ли мы виноваты, или это некий Божий промысел диктует нам свою волю, дабы мы прошли многократно повторяющиеся испытания? Испытания смертью, несчастной любовью, предательством... «Альфа и Омега» – роман о безусловной любви, единственной форме любви, которая, по совести говоря, может именоваться любовью. Любви не за что-то и не вопреки чему-то. Любви, поставленной во главу угла, ставшей стержнем жизни, началом и концом, альфой и омегой...


Невообразимое будущее

«Если в самом начале плаванья корабль взял неверный курс, то, как ни крепок его корпус, как ни велики запасы провианта и как ни дружна команда, – он обречен затеряться в безбрежных водах мирового океана. Если же курс был проложен правильно, то – даже дурно построенный, даже с минимумом провизии на борту и с подвыпившей командой, – корабль наверняка дойдет до цели своего путешествия.»Борис Кригер – член Союза писателей Москвы, канадской ассоциации философов и футурологического общества «Будущее мира».