О грусти этих дней кто, как не я, напишет... - [7]

Шрифт
Интервал

Хоть пути конец не интересен,
Скоротать бы время как–нибудь.
* * *
Японцы нашли разницу в мозге оптимиста и пессимиста.
Из депрессии в депрессию
Переходим весело.
Ну, не опускать же руки
От коварной депрессухи.
Коченеет голова,
Знать, судьбина такова.
Говорят, мозг оптимиста
Весит больше грамм на триста.
Оптимист, наверно, сам,
Видно, принял триста грамм.
Оттого он и весёл,
Скачет всюду, как козёл,
Ну, а нам, всем пессимистам,
Не хватило грамм по триста.
* * *
В этой дикой стране
Нас так мало и нам одиноко,
Если есть в этой свадьбе
Какой–нибудь спрятанный толк,
Обручились мы с ней,
Неприветливой и кособокой,
Словно к выпившей бабе,
Подсунувшей с проволкой ток.
На безумном сидим
Мы её полусне–чаепитьи.
Бедный выдумщик Кэрролл,
Где мартовский заяц? Ушёл?
Что ты там ни пряди
В хитроумьи нелепых событий,
Вот где был бы твой перл
И залитый чаинками стол!
От её королев
Нам не стало просторней и чище,
Словно замкнутый блеф
Растянулся и выплеснул блажь,
Если козыри треф,
То и козырь сгодился бы в пищу,
Этот вымерзший сев,
Он не твой, он не мой, он не наш…
* * *
Шекспир созвучен нам по духу,
Он покупал поля и дом
И разгонял тугую скуку
Тем, что любил водить пером.
Глумясь, надутые британцы
Корили сына скорняка,
А он пускал в немые танцы
Огрызок старого пера.
И наконец, устав от вони
Толпы непрошенных гостей,
Уехал в Стратфорд–на–Эйвоне,
Сказав: «Не трожь моих костей!»
Сей эпитафией закончил
Усталый Вильям бренный путь,
Давайте скажем так же точно
И мы, уйдя когда–нибудь.
Ноябрь 2000 г.
(где–то в Западной Англии)
* * *
Старый Кембридж, крупица добра,
В разлинованной сетке квартала,
Если истина смертным дана,
То её здесь окажется мало…
Средь напыщенных временем лиц,
Средь прыщавых судеб и обетов,
Сколько вспыхло и гасло зарниц
Чушь несущих университетов?
Сколько блажи и глупых вершин
Покоряли всемудрые старцы
И последствия ложных причин
Помещали в учебника карцер.
Генри с ножкой от стула не зря,
Хоть восьмой он по счету, но первый
Покровительствует, покоря
Веру старую новою стервой.
Город милый, титан и гротеск,
В сорок вёсел ударить и скрыться,
Чтоб твой шарм в подсознанье не лез,
Чтоб не лязгал твой сказочный рыцарь.
Где–то здесь, в глубине твоих стен,
Растворяется время, как лава,
Только здесь в сочлененьи измен
Зарождается вечная слава.
Только здесь средь истёртого тла
Выпадает по малым крупицам
То, о чем шепчут колокола
В предрасветном тумане зарницы.
То, зачем, может, стоило пить
Этот воздух и щурить на солнце,
То догадки бессмертия нить,
Достающая душу до донца…
Июль 2001 г.
* * *
Я счастлив с тобой в нищете,
Я счастлив с тобой в изобильи,
Тебе я несу на щите
Свои размышления горилльи.
С тобой пью я горький коктейль
Из трав рокового топаза
И жизни своей карусель
Верчу взад–вперед до отказа.
То плача навзрыд, то смеясь,
То в бешенстве, то в недопитьи,
Струится, сплетается вязь
Волнений, судеб и событий.
18.06.2001
* * *.
Коль на дверях родной Европы
Для нас повешена печать,
Индейца с перьями до жопы
Хочу в Канаде повстречать.
Сюда приехали мы поздно,
Индейцев нет, одно жульё
Снуёт и шмыгает гриппозно,
Жаль, не дают купить ружьё.
Нам не дадут земли бесплатно
И не оплатят пароход,
Ну не тащиться же обратно
И не тащиться же вперед.
18.06.2001
* * *
Лес зелёный — стеной за окном
Манит нас немигающим оком,
Как легко в окруженьи таком
Убаюкаться ливня потоком.
Как уютно средь крошечных стен
Предаваться неспешному чтиву
И боязнь больших перемен
Унимать болтовнёй торопливой.
И от этих избыточных слов
Уноситься в мирские мгновенья,
В лес поваленных чудо–стволов,
В лес тишайшего самозабвенья.
* * *
За памяти своей дрянной пергамент
Я Дарвина припомнил дурно мать.
Своими обезьяньими мозгами
Мне трудно мыслить, трудно понимать.
Животное в себе я ощущаю,
Не то чтобы рогатый иль с клыком,
Я ближнего не ем, но не прощаю,
И сам хожу с паршивым ярлыком.
Живет моя звериная повинность,
Паслась бы по пампасам, я б молчал.
За что ж меня мытарит постижимость
Моей непостижимости начал?
К чему не отдыхаю я на ветке,
Качая усыпительно хвостом,
Зачем меня Завет волнует Ветхий
Своим недонаписанным концом?
Я жил по норам и живу понуро,
Мне надо пищи, зрелищ и повыть.
Зачем твержу я строчки Эпикура?
Ужель без Эпикура не прожить?
Сородичей мне слышно всхлипов эхо,
Сегодня нам добычи не поймать,
И средь дурного нелюдского смеха
Я Дарвина помяну тихо мать…
9 июня 2001 г.
* * *
Мы жили на озере просто без имени,
На карте кругом было много озёр.
И лес отражался изломанной линией,
Красуясь в воде, как заправский позёр.
И так всё кругом не имело названия,
Как будто географу горький упрёк,
Без точного адреса, без описания
Кручинился запад, резвился восток.
И чайки и сосны сжились, непрописаны,
На тесно поросших листвой берегах,
Как дорого стоят простейшие истины,
Когда растолкованы нам в именах.
7 июня 2001 г.
Канадский лес
Сладковатый запах хвои
Резкий, пыльный, едкий, колкий.
Словно древние секвойи,
Раскидали ветки ёлки.
Вверх взлохмаченные кроны,
Как кустарник, жмутся чащи,
Этот лес нам незнакомый,
Этот лес ненастоящий.
Мы пройдёмся до опушки
Вдоль немеющего свода.
Что за странные игрушки
Напридумала природа.
Как в загуле, словно спьяну
Или вовсе сбившись с толку,
По ту сторону океана
Позабыв, как делать ёлку.
7 июня 2001 г.
* * *
По озеру проплыл бобёр,

Еще от автора Борис Юрьевич Кригер
Песочница

Эта книга включает в себя произведения разных жанров: рассказы (историко-философские, биографические, хулиганские, юмористические), сказки, эссе, очерки, пьесы. В нас практически никто не видит ЧЕЛОВЕКА. В нас видят женщин и мужчин, негров и евреев, писателей и террористов... Мы сами не видим человека в человеке, и это не только потому, что мы слепы, а потому, что в нем подчас его и нет... Поищите в себе ЧЕЛОВЕКА, и если он не найдется, то давайте планомерно начнем растить и лелеять его в себе, ибо Господь создал нас не для того, чтобы всё, что мы производим своим гибким и подчас столь удивительно стройным умом, было только образами деления на пол, расы и прочие касты...» Автор считает, что корни наших неврозов – в мелочных обидах, природной лени, неизбывном одиночестве, отсутствии любви, навязчивом желании кого-нибудь огреть по затылку, и рассказывает обо всем в своей «Песочнице» с неизменным юмором и доброй улыбкой.


В поисках приключений

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Неопределенная Вселенная

Мы не знаем, существует ли в действительности основной закон космологии, однако мы можем с уверенностью заявить, что, следуя выражению МсСrea, существует «принцип неопределенности в космологии» («Uncertainty principle in cosmology»). Таким образом, Космос обрамляют два принципа неопределенности: один на маленькой шкале квантовой механики, другой на большой шкале космологии. Научные исследования могут многое рассказать нам о Вселенной, но не о ее природе и даже не о ее основных геометрических и физических характеристиках.


Неизвестная Канада

«… Почему из кленового сиропа не гонят самогон? В самом деле... Из всего гонят. Из топора – гонят, из старых спортивных штанов – гонят, из веника – гонят, из лыж и даже из старых журнальных обложек... (Нуждающиеся в подобных рецептах пишите до востребования сыну турецкого верноподданного Остапу Ибрагимовичу). А вот из кленового сиропа – не гонят. Вроде бы всего в нем много, более того, на вкус такое пойло было бы вполне самобытным и маскировало бы откровенную дегустацию сивушных паров. Почему такая несправедливость?Я долго стеснялся спросить соседей, проживающих со мной бок о бок в канадской глубинке.


Альфа и омега

Мы часто совершаем необдуманные поступки, цена которых со временем становится непомерной, разъедающей нестойкие основы наших сердец. И кто знает, действительно ли мы виноваты, или это некий Божий промысел диктует нам свою волю, дабы мы прошли многократно повторяющиеся испытания? Испытания смертью, несчастной любовью, предательством... «Альфа и Омега» – роман о безусловной любви, единственной форме любви, которая, по совести говоря, может именоваться любовью. Любви не за что-то и не вопреки чему-то. Любви, поставленной во главу угла, ставшей стержнем жизни, началом и концом, альфой и омегой...


Невообразимое будущее

«Если в самом начале плаванья корабль взял неверный курс, то, как ни крепок его корпус, как ни велики запасы провианта и как ни дружна команда, – он обречен затеряться в безбрежных водах мирового океана. Если же курс был проложен правильно, то – даже дурно построенный, даже с минимумом провизии на борту и с подвыпившей командой, – корабль наверняка дойдет до цели своего путешествия.»Борис Кригер – член Союза писателей Москвы, канадской ассоциации философов и футурологического общества «Будущее мира».