О девочке Маше - [14]

Когда они пришли к Наташе, там уже были гости.

Там был Вова и две девочки из детского сада. Одну звали Валя, а другую — Галя. Валя была толстенькая, а Галя — худенькая. У Вали глаза были голубые, а у Гали — чёрные. Валя громко смеялась и прыгала по комнате со скакалочкой, а Галя сидела в том углу, где были куклы, и тихо разговаривала с Наташей.

— Вот моя подруга Маша пришла! — закричала Наташа, оставила кукол и побежала к Маше здороваться.

— Здравствуй, — сказала Маша. — Насилу мы из дому вырвались. Такой всё время дождик был!

— Да-да-да, — сказала Наташа, — такая всё время плохая погода была!

А Вова сказал:

— Это не погода, а просто урода.

Валя засмеялась, а Галя говорит:

— В такую погоду очень легко можно простудиться.

Наташа говорит:

— Знаешь, Маша, что у меня есть? У меня рыбки есть, ёж и черепаха. Пойдём, покажу.

Подвела она Машу к большой стеклянной банке, в которой плавали красные рыбки, и говорит:

— Вот они, мои рыбки.

В банке на дне песок. Наташа покрошила в воду белого хлеба, и рыбки начали его есть.

Плавают рыбки

Без всякой улыбки!

— крикнул Вова.

Он всё-таки всех любил дразнить, а не только новичков. Всех, даже рыбок.

— Вот мой ёж, — сказала Наташа, показывая Маше на ежа: он сидел в другой банке. — Только он не живой — он чучело.

Чучело, чучело,

Ты меня замучило!

— крикнул Вова.

Валя засмеялась, а Галя сказала:

— Всё ты, Вовка, дразнишься. А Наташа его не слушала.

И Маша его не слушала. Она смотрела на рыбок и на ежа, и они ей очень нравились. Ах, как ей было жалко, что это не её рыбки, не её ёж!

— А вот и черепаха, — говорит Наташа. — Её можно потрогать, ты её не бойся. Она твёрдая и холодная и зимой всё время спит.

Потрогала Маша черепаху, вздохнула и даже хотела заплакать, так ей жалко было, что это не её черепаха.

Черепаха

Спит без страха!

— крикнул Вова.

Тут уже засмеялась не только Валя — даже Галя не выдержала и стала вместе с ней смеяться.

А Маша даже не улыбнулась, так ей было грустно.

Потом она подумала и говорит:

— А у меня собака Петушок есть. И она живая и вовсе не спит зимой, всё время лает и бегает… Петушок, полай, пожалуйста, я тебя прошу, — сказала она ему.

А Петушка, знаете, не надо долго просить. Он всегда с удовольствием лает. И когда он залаял, Вова испугался и вскочил на стул.

— Ой, — закричал он, — я собак боюсь! Ой, она, наверно, кусается!

Тут все девочки стали над ним смеяться, и Маша тоже улыбнулась.

А потом Валя сказала:

— Давайте в школу-мячики играть.

А потом они играли в поезд и в Чапаева, и Вова так хорошо свистел — совсем как паровоз, и стрелял — совсем как пулемёт, и так ловко и быстро ездил на стуле, словно на коне, что тут Маша даже сказала Наташе на ухо:

— Нет, он всё-таки, наверно, хороший мальчик. И, наверно, не трус. А что он моего Петушка боится, так его все сначала боятся. У нас даже почтальон первое время его боялся.

Потом вошёл в комнату Наташин папа. Он был военный человек; он послушал, как Вова из пулемёта строчит, и спросил его:

— А что такое танк, ты знаешь?

— Знаю, — сказал Вова. — У него вместо колёс цепи. Это такой автомобиль, он где хочешь пройдёт.

А из девочек никто не знал, что такое танк. Потом, когда они от Вовы да от Наташиного папы о танках услышали, они вспомнили, что видели танк когда-то на улице, но просто не знали, что он так называется.

И вот, когда они говорили про танк, вошла Наташина мама. И с нею Машина мама. Наташина мама сказала:

— Идите обедать. Обед на столе. Но сначала, пожалуйста, вымойте руки.

Все пошли мыть руки, а когда сели за стол, то к супу были поданы вкусные пирожки с капустой. Все девочки съели по три пирожка подряд без передышки, а Вова — тот шесть штук съел. На второе были куриные котлеты, а на третье — сливочный крем, и лучше того крема никогда, наверно, ничего не было. Очень, очень вкусный был крем. Все так наелись, что захотели спать и пошли по домам.

А на прощанье Наташа подарила Маше мишку, очень большого, но, конечно, тоже неживого.

ГЛАВА III О том, как папа уехал

В этот день, как всегда, Маша пришла в шесть часов из детского сада. Мама была дома. Коля тоже. Кукла Елизавета Петровна сидела на диване рядом с мишкой. В волосах у неё был красный бант, а на шее — белый.

Диван стоял перед зеркалом, и казалось, что мишка и Елизавета Петровна всё время смотрят в зеркало, всё время любуются собою. Кукла Елизавета Петровна, наверно, думает: «Ах, какая я красивая! Я гораздо лучше мишки». А мишка думает: «Здорово я хорош! Далеко кукле до моей красоты». А Ниточка лежит на полу, на ковре, и спит. Все сегодня дома, как всегда.

Мама, конечно, рисовала картинки. Коля строил из железных палочек не то мост, не то подъёмный кран, а радио кричало: «Слушайте, слушайте, слушайте!..»

— Маша, — сказала мама, — что у тебя хорошего в детском саду?

— Всё у нас хорошо, — сказала Маша, — всё хорошо. Только один мальчик зарезался.

— Как — зарезался? — испугалась мама. — Совсем?

— Совсем, — сказала Маша, — с кровью. Он себе кухонным ножиком палец порезал. Так кричал! Прямо жалко было смотреть, когда ему йод на палец лили.

— Это что! — говорит Коля. — У нас в школе лучше было. У нас сегодня одна девочка на улице ворону нашла с подбитым крылом и на урок принесла. И мы этой вороне перевязку делали, а она меня в руку клюнула. Вот, видишь, какой синяк? А потом мы ворону покормили, и теперь она у нас в школе будет жить.