О чём поют воды Салгира - [17]

И над ними дрожание длинных ресниц —

Разве всё это можно отдать?

И пушистую прядь золотистых волос,

И туманное утро в росе,

И шуршанье колючих цветущих мимоз;

И гортанные песни, что ветер разнёс

По безлюдным и гулким шоссе.

Разве можно не помнить о юной тоске

В истомлённый, полуденный зной;

О шуршании шины на мокром песке,

О беззвучности лунных ночей в гамаке

Под широкой, узорной листвой;

Это первое лето в мечтах и слезах,

И зловещее солнце в крови;

И какой-то наивный, ребяческий страх?

Все лежит в Вашем имени, в тихих стихах,

В непонятной тоске о любви.

22- II- 1926

Цветаевой

Целый день по улицам слонялась.

Падал дождь, закруживая пыль.

Не пойму, как я жива осталась,

Не попала под автомобиль.

На безлюдных, тёмных перекрестках

Озиралась, выбившись из сил.

Бил в лицо мне дождь и ветер хлесткий,

И ажан куда-то не пустил.

Я не знаю — сердце ли боролось,

Рифмами и ямбами звеня?

Или тот вчерашний женский голос

Слишком много отнял у меня?

8 — II февраля — 1926

Б.К. Зайцеву

Было света и солнца немало.

Было много потерь — и вот

Говорят, что я взрослой стала

За последний, тяжелый год.

Что же? Время меняет лица,

Да оно и немудрено.

Невозможное реже снится,

Дождь слышнее стучит в окно.

Жизнь проходит смешно и нелепо.

Хорошо! А каждый вопрос

Разлетается лёгким пеплом

Чуть дурманящих папирос.

Я не стала больной и усталой,

И о прошлом помню без зла:

Я и лучше стихи писала,

И сама я лучше была.

Жизнь короткая — вспомнить нечего.

День дождливый за мглистым днем.

А уж где-то в душе намечен

Еле видный, тихий надлом.

31 — XII — 1926

Нине Кнорринг

Моим стихам не верь. Они пустые.

Не верь тоске, звучащей, как набат.

Ведь мне не жаль оставленной России,

Не жаль больших и мертвенных утрат.

Не жаль бросать взволнованные взгляды

В глаза не отвечающих людей.

И даже тот, со мной сидящий рядом,

И тот не помнит жалости моей.

Не жаль стихов, беспомощных и зыбких,

Самой себя я в них не узнаю,

И провожаю с радостной улыбкой

Стареющую молодость мою.

30 — V — 1930

Юрию Софиеву

1. «Спасибо за жаркое лето…»

Спасибо за жаркое лето

И дали несжатых полей.

За проблески яркого света

На слишком несветлой земле.

За письма, — почти человечьи, —

Без литературных прикрас;

За радость нечаянной встречи,

Друг к другу подвинувшей нас;

За шум урагана ночного

И горечь последней любви;

За неповторимое слово,

— Жестокое слово: «Живи!».

16 — II — 1932

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

2. «Они отрадней, чем слова молитв…»

Они отрадней, чем слова молитв.

Их повторять ведь то же, что молиться.

Я вижу, как туман встает с земли,

Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,

Звучащий нежным, самым нежным пеньем.

Я, как Евангелье, страницы их

Целую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,

Когда устанем мы от слов и вздохов,

Мы будем медленно читать стихи,

Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,

Перебирать любимые страницы.

Я буду тихо-тихо над тобой

Склонять густые, длинные ресницы.

27 — XII — 1926

Из сборника «После всего» (Париж, 1949)

ДВУМ ЮРИЯМ* (Софиеву и Терапиано)

1. «Вы строите большие храмы…»

Вы строите большие храмы,

Вы кораблю даёте ход,

Вы равномерными стихами

Изображаете полёт.

И с безрассудным постоянством

Из непомерной пустоты

В междупланетные пространства

Вы устремляете мечты.

И я для вас чужда, — не тем ли,

Что умной правды не молю,

Что я люблю простую землю,

До боли огненной люблю.

Под пламенные разговоры

О вечности и божестве

Я вижу — ветер лижет шторы,

И солнце плещется в траве.

И вижу я, как жизнь играет,

И несравненно хороша

Моя несложная, пустая,

Обыкновенная душа.

11 — VII — 1929

2. «Без лишних строк, без слов плохих…»

Без лишних строк, без слов плохих

(Не точных или слишком резких)

Слагать упрямые стихи,

Их отшлифовывать до блеска.

Всё созданное разрушать,

И вновь творить, до совершенства.

И смутно верить, что душа

Познает гордое блаженство.

Так — за пустые вечера,

За пятна слёз, за пятна крови

Смиренно строить грозный храм,

Как каменщик средневековья.

Все трудности преодолеть.

Сломить сомненье и неверье.

И самому окаменеть,

Подобно сгорбленной химере.

10 — II — 1930

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

Антонину Ладинскому («Проходили года за большими, как волны, годами…»)

Проходили года за большими, как волны, годами.

В окнах девичьей спальни покорно погасли огни.

Призрак лёгкого счастья растаял с наивными снами,

И тяжёлая радость наполнила трудные дни.

Я уже не найду той скамейки под тёмной сиренью,

Ни весеннего леса, ни светлых внимательных глаз.

Но не знаю зачем — отчего, — по чьему наущенью, —

Я в Страстную Субботу всегда вспоминаю о Вас.

16 — IV — 1933

Из сборника «Окна на север» (Париж, 1939)

ИЗМЕНА

Воображаемому собеседнику (Марку Слониму)

Измены нет. И это слово

Ни разу не слетало с губ.

И ничего не стало новым

В привычно-будничном кругу.

Измены нет. Но где-то в тайне,

Там, где душа совсем темна,

В воображаемом романе

Она уже совершена.

Она сверкнула жгучей новью,

Жизнь подожгла со всех сторон.

Воображаемой любовью

Реальный мир преображён.

И каждый день, и каждый вечер —

Томленье, боль, огонь в крови,

Воображаемые встречи

Несуществующей любви.

А тот, другой, забыт и предан, —

Воображаемое зло!

Встречаться молча за обедом

Обидно, скучно, тяжело.