О чём поют воды Салгира - [13]

Испуганную тень.

Впотьмах ощупывали руки

И звякали шаги.

Открытые зияли люки

У дрогнувшей ноги, —

Зияли жутко, словно бездны

Неистовой судьбы.

И неизбежно трап отвесный

Вёл в душные гробы.

Всё было точно бред: просторы

Чужих морей и стран,

И очертания Босфора

Сквозь утренний туман.

По вечерам — напевы горна,

Торжественный обряд.

И взгляд без слов — уже покорный,

Недумающий взгляд;

И спящие вповалку люди,

И чёрная вода;

И дула боевых орудий,

Умолкших навсегда.

10 — V — 1924

Из сборника «Стихи о себе» (Париж, 1931)

Стихи о России, о русских поэтах и русской тоске

«После долгих лет скитаний…»

После долгих лет скитаний

С искалеченной душой,

Полны смутных ожиданий,

Мы вернёмся в дом родной.

Робко станем у порога,

Постучимся у дверей.

Будет страшная тревога,

Солнце станет холодней.

Нас уныло встретят стены,

Тишина и пустота.

Роковые перемены,

Роковое «навсегда».

Жизнь пойдёт другой волною,

В новый гимн сольются дни,

И с измученной душою

Мы останемся одни.

Наше горе не узнают,

Нас понять не захотят,

Лишь клеймо на нас поставят

И, как нищих, приютят.

12 — II — 1923

«Вокруг меня тоска и униженье…»

Покоя нет. Степная кобылица

Несется вскачь

А. Блок

Вокруг меня тоска и униженье,

Где человек с проклятьем на лице,

Забыв давно земное назначенье,

Мечтает о конце.

Но где-то есть она — страна родная.

Она не умерла.

И где-то сквозь снега, в ночи рыдая,

Гудят колокола.

Пройдут тревоги долгого страданья,

Пройдут они.

Из темноты тоски и ожиданья

Другие вспыхнут дни.

Пусть не для нас безумные сплетенья

Её «игры»…

Мы для неё слагаем песнопенья

Своей поры.

13 — I — 1923

«Не широка моя дорога…»

Мы — забытые следы

Чьей-то глубины.

А. Блок

Не широка моя дорога,

Затерянная в пыльной мгле…

Да что ж? Я не одна. Нас много,

Чужих, живущих на земле.

Нам жизнь свою прославить нечем,

Мы — отражённые лучи,

Апостолы или предтечи

Каких-то сильных величин.

Нас неудачи отовсюду

Заточат в грязь, швырнут в сугроб.

Нас современники забудут,

При жизни заколотят в гроб.

Мы будем по углам таиться,

Униженно простершись ниц…

Лишь отражением зарницы

Сверкнём на белизне страниц.

И, гордые чужим успехом,

Стихами жалобно звеня,

Мы будем в жизни только эхом

В дали рокочущего дня.

23 — II — 1924

Россия («Россия — плетень да крапивы…»)

Россия — плетень да крапивы,

Ромашка и клевер душистый;

Над озером вечер сонливый.

Стволы тополей серебристых.

Россия — дрожащие тени:

И воздух прозрачный и ясный,

Шуршание листьев осенних,

Коричневых, желтых и красных.

Россия — гамаши и боты,

Гимназии светлое зданье,

Оснеженных улиц пролёты

И окон замерзших сверканье.

Россия — базары и цены,

У лавок голодные люди,

Тревожные крики сирены,

Растущие залпы орудий.

Россия — глубокие стоны,

От пышных дворцов до подвалов,

Тревожные цепи вагонов

У душных и тёмных вокзалов.

Россия — тоска, разговоры,

О барских усадьбах, салазках…

Россия — слова, из которых

Сплетаются милые сказки.

9 — XI — 1924

«Я верю в Россию. Пройдут года…»

Я верю в Россию. Пройдут года,

Быть может совсем немного,

И я, озираясь, вернусь туда

Далёкой ночной дорогой.

Я верю в Россию. Там жизнь идет,

Там бьются скрытые силы;

А здесь у нас — тёмных дней хоровод,

Влекущий запах могилы.

Я верю в Россию. Не нам, не нам

Готовить ей дни иные:

Ведь всё, что вершится, так только там,

В далёкой Святой России.

5 — V — 1924

«В глухой горячке святотатства…»

В глухой горячке святотатства,

Ломая зданья многих лет,

Там растоптали в грязь Завет.

«Свобода, равенство и братство»…

Но всё ж восстанет человек,

Воскреснет он для жизни новой,

И прозвучит толпе калек

Пока не сказанное Слово.

И он зажжёт у алтаря

Огонь дрожащими руками.

И вспыхнет новая заря,

Взойдёт поруганное знамя.

8 — V — 1924

«Я девочкой уехала оттуда…»

Темна твоя дорога, странник,

Полынью пахнет хлеб чужой.

Анна Ахматова

Я девочкой уехала оттуда,

Нас жадно взяли трюмы корабля,

И мы ушли — предатели-Иуды,

И прокляла нас тёмная земля.

Мы здесь всё те же. Свято чтим обряды,

Бал задаем шестого ноября[11].

Перед постом — блины, на праздниках — парады:

«За Родину, за Веру, за Царя».

И пьяные от слов и жадные без меры,

Мы потеряли счёт тоскливых лет,

Где ни царя, ни родины, ни веры,

Ни даже смысла в этой жизни нет.

Ещё звенят беспомощные речи,

Блестят пол солнцем Африки штыки,

Как будто бы под марш победный легче

Рассеять боль непрошенной тоски.

Мы верим, ничего не замечая,

В свои мечты. И если я вернусь

Опять туда — не прежняя, чужая, —

И снова в двери наши постучусь, —

О, сколько их, разбитых, опалённых,

Мне бросят горький и жестокий взгляд,

За много лет, бездельно проведенных,

За белые дороги, за Сфаят;

За жалкие безпомощные стоны,

За шёпоты у маленькой иконы,

За тонкие, блестящие погоны,

За яркие цветы на пёстрых склонах,

За дерзкие улыбки глаз зеленых…

И только вспоминая марш победный,

Я поклонюсь вчерашнему врагу,

И если он мне бросит грошик медный —

Я этот грош до гроба сберегу.

7 — V — 1924

«Забывать нас стали там, в России…»

Забывать нас стали там, в России,

После стольких незабвенных лет.

Даже письма вовсе не такие,

Даже нежности в них больше нет.

Скоро пятая весна настанет,

Весны здесь так бледны и мертвы…

Отчего ты мне не пишешь, Таня,

Из своей оснеженной Москвы?

И когда в октябрьский дождь и ветер

Я вернусь к друзьям далеких дней —

Ведь никто, никто меня не встретит