О чём пела золотая кукушка - [13]

Алып-Хан-Хыс с помощью Хулатая и Алтын-Теека осторожно вынула каменное тело и опустила его на белоснежную кошму. А потом отошла на шаг и, вытащив из-за пояса волшебный бич с золотой рукояткой, трижды взмахнула им и лишь затем с силой ударила узким и острым жалом по бездыханному телу.

И в тот же миг заалело румянцем лицо спящей, и каменное одеяние превратилось в расшитый золотом драгоценный наряд.

Тогда Алып-Хан-Хыс трижды взмахнула волшебным платком, чуть касаясь неподвижно лежащей на белоснежной кошме юной красавицы.

И вот затрепетали ресницы, зашевелились губы, и, глубоко, свободно вздохнув, девушка легко поднялась на ноги со своего ложа.

Она стояла посередине славящейся своим дорогим убранством шестиугольной юрты, и лицо ее излучало свет, который мог бы затмить солнце, луну и звезды, а легкое шелковое покрывало у ног было подобно облаку, готовому унести ее в небесную синь. Туда повернется — шестьдесят кос на плечах, сюда вскинет голову — пятьдесят кос на ее спине.

Юноликая красавица удивленно оглядывала богатырей, и Хулатай, перехватив ее взгляд, осмелился прервать тишину, царившую в юрте:

— Из какой пришла ты земли, какая река протекает в краю твоих предков, кто отец твой и кто твоя мать? Зачем приняла ты пернатое обличье и явилась передо мной белой лебедью? Почему не открылась мне и не сказала, кто ты? На звере всегда бывает шерсть, а человек не может жить без имени! Скажи: кто ты? И какое доброе, ласковое имя прозвучало над твоей колыбелью?

— На крыльях надежды летела я в эти края. Я искала храбреца, который может оживить кости, даже если они и истлели, а встретила жалобно скулящего пса. Я думала найти отважного защитника сирот и обездоленных, а увидела немощного и жалкого труса. Я покинула родной очаг, отца Аргала, умнейшего из мужей, и любимую мать — Ай-Арыб. Я оставила их в тоске и слезах, и они с надеждой ждут, что я вернусь с могучим алыпом, способным натянуть тетиву тугого лука и поднять разящий недругов меч. На землю моих предков с криком пришла война. Юрты разорены, скот угнан на чужие луга, по пыльным дорогам бродят бесприютные калеки и несчастные сироты. Я обрела быстрые крылья и белой лебедью полетела в чужие края, чтобы найти там своего суженого. Теперь, когда ты узнал, кто я, можешь услышать и мое имя — меня зовут Чибек-Арыг. Я невеста твоя!

Ни слова не произнес в ответ Хулатай.

«Я мог бы стать защитником всех обездоленных, — говорил он себе, будто оправдывался перед ожившей красавицей. — Но я им не стал потому, что не послушался своего отца, мудрого Албыгана, и превратился в беспомощный, уродливый камень; в безрассудной ярости смертельно ранил белую лебедь, принявшую облик каменной девы; хотел убить честного Алтын-Теека, и лишь слова добрейшей Алып-Хан-Хыс остановили меня. Ты права, моя дорогая Чибек-Арыг, сила должна подчиняться разуму и открытому сердцу!»

Тем временем, пока счастливый Хулатай клялся в верности своей лунноликой невесте, Алып-Хан-Хыс готовилась к свадебному пиру.

Глашатаи оповестили всю округу, и опустели белые юрты, а их обитатели дружными толпами потянулись к богато убранному жилищу радостных влюбленных, нашедших наконец друг друга.

Ломились от различных яств и напитков обильно уставленные столы. Девять дней и девять ночей длилось свадебное пиршество, девять дней и девять ночей не умолкал смех собравшихся на великое торжество. Резали мясо, готовили айран — всего было вдоволь, и даже исхудавшие собаки, насытившись, подняли вверх хвосты.

А на поляне, где уже готовились помериться силой и ловкостью обнаженные до пояса борцы, постелили златотканые ковры, а там, где готовились к танцам прекрасноликие девы, земля была устлана разноцветными шелками. И не было конца веселью и счастью…

Год прошел, другой миновал, третий кончился. И вот однажды, когда заря искрящейся позолотой легла на кроны деревьев ста пород, прекрасная Чибек-Арыг вышла из своей юрты, и все увидели на ее руках мальчика, как две капли воды похожего на гордого Хулатая.

«Добрейшая Чибек-Арыг подарила Хулатаю сына! — эта весть, словно выпущенная из лука стрела, понеслась по всем стойбищам. — Говорят, пеленки его сделаны из шкур шестидесяти барсов, а подстилки в люльке его сделаны из шкур семидесяти волов; говорят, под голову ему положены шкуры шестидесяти самых темных выдр, а укрыт он шкурами семидесяти самых чистых соболей.

Говорят, волосы его — словно пламя большого костра, а глаза — ярче солнца и звезд; брови — чернее самого черного бархата, а щеки — краснее самого пунцового кустарника, что расцветает ранней весной. Голос его — словно гром в горах, а плач его слышен за самым дальним белым морем.

Вот какого удалого алыпа родила прекрасная Чибек-Арыг!

Только имени она ему еще не дала — ждет, пока не вернется с большой охоты гордый Хулатай!»

Но не успела заботливая Чибек-Арыг дать имя любимому сыну.

Лишь только черные тучи погасили звезды, как скрытной таежной тропой прокрался к богатырской колыбели коварный хитрец Хан-Мирген.

Воровато оглядываясь по сторонам, он схватил спящего мальчика и, быстро вскочив на коня, пустился вскачь в сторону безлюдных белых степей.