О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера - [35]
Чемпионат Европы в том году проходил в Хельсинки. В столице Финляндии жила наша хорошая знакомая по имени Ева — уже немолодая женщина, закончившая в своё время вуз в Ленинграде. Ева прекрасно говорила по-русски, болела за русских фигуристов и не раз помогала нам, когда соревнования проводились на финском льду. Встречает она нас и говорит: „Валентин Николаевич, тут Фавар такую активность развернул, хочет обязательно с вами встретиться. Готовьтесь“. Начались соревнования, мы сидим с Фаваром на противоположных трибунах. Смотрю, по виражу приближается наша финская бабулька и сообщает: президент ИСУ приглашает меня завтра в 10.00 к себе в номер. Я соглашаюсь. Она идёт обратно к Фавару и что-то ему говорит. Возвращается и докладывает: Фавар хочет присутствия на встрече Бьянкетти. Я ей отвечаю: „Передай ему, что я уже имел двухчасовой разговор с ней в Москве, поэтому у меня к ней вопросов нет“. Ева идёт к Фавару, тот ей снова что-то втолковывает. И опять понеслась по виражу запыхавшаяся финская бабушка: „Раз вы против Бьянкетти, то он хочет присутствия вице-президента ИСУ, господина Шумейкера“. Я отвечаю: „Ева, разговор может зайти так далеко, что Шумейкер может стать лишним, тем более что он не в курсе, собственно, вопроса“. Она снова идёт к Фавару и на последнем издыхании возвращается к нам со словами: „Валентин Николаевич, простите, но он хочет, чтобы я была его переводчицей“. На это я ей сказал, что к ней у меня никаких претензий нет, она в курсе всех событий, и мне даже будет приятно, если она составит нам компанию.
На следующее утро поднимаемся к Фавару в номер. Он уже подготовился: „Чай, кофе, виски, водка?“ Я говорю: „Давайте сначала дела обсудим, а потом посмотрим, как разговор пойдёт“. Он подготовил 25 вопросов, которые планировал обсудить. Сели обсуждать, доходим до пятого пункта: соревнования в Западном Берлине, в которых должны были принимать участие спортсмены из ЮАР. А тогда отношения с этой страной были далеки от идеальных. Фавар мне предлагает подписать письмо с обещанием обязательного участия советской команды. Я объясняю, что решать такой вопрос не в моей компетенции, ибо он не столько спортивный, сколько политический. Он резко парирует: раз этот вопрос не обсуждается, то об остальных и говорить нечего! Перечёркивает список и заканчивает встречу. Спрашиваю: „А как же судейство-то?“, на что Фавар меня заверил: „Не беспокойтесь, хоть ваших судей некоторое время и не будет, никто советских фигуристов не станет топить“».
Из собственной практики могу сказать, что в отсутствии советских судей отношение к нашим спортсменам было весьма доброжелательное.
Воздух свободы
Развал Советского Союза, а вслед за ним изменение всей социальной, административной и политической обстановки в стране сказались отчасти позитивно на моей судьбе. Я уже был в какой-то степени известен в мире фигурного катания, мои методики тренировок становились всё более популярными, и меня стали приглашать на семинары, сборы и тренировки с иностранными спортсменами. Одним из первых мест, куда я приехал проводить подобные семинары и тренировки, стала итальянская провинция Валле-д’Аоста, что переводится как долина реки Аоста. Приехал я туда по приглашению одной женщины, дочка которой занималась фигурным катанием. В то время у меня подобрался, без лукавства, звёздный состав учеников. В этом местечке побывали и Алексей Урманов, и Олег Татауров, и совсем юные ещё тогда Алексей Ягудин с Евгением Плющенко. Кроме них, было много других спортсменов. Могу назвать имена Алины Писаренко, Юлии Кулибановой, Руслана Новосельцева, ставших впоследствии основой петербургского тренерского коллектива.
Вместе мы выработали собственную «систему выживания». Федерация в то время денег на сборы не выделяла, приходилось справляться самостоятельно. Мы собирали небольшой тренерский коллектив, который состоял из меня, Тани и приглашённого хореографа, и выезжали на сборы, где нам предоставляли хорошие условия для тренировок и простое жильё. За всё это мы расплачивались либо трудом, либо деньгами, либо именем.
Питались мы сами — для этого привозили маму Лёши Урманова. До сих пор помню, как таскал ящики с цукини, луком, помидорами, пакеты с макаронами — ведь коллектив был немалый, с тренерами набиралось 10–12 человек. Помню, как она варила нам буквально вёдрами борщи, готовила спагетти с цукини. Было вкусно!
В тот период мы окунулись в совершенно новый мир. Эти выезды были важны не только для нас, но и для наших спортсменов. Они имели возможность сравнить различные подходы в системе подготовки, знакомились с обстановкой, которая ждала их на международных соревнованиях. По аналогичной схеме мы посетили несколько мест в Италии. В местечке Ортизеи, расположенном в долине Валь-Гардена, даже устроили что-то наподобие шоу, организовав контрольные прокаты своих учеников. Поразить всех тогда своим мастерством сумел, не будучи ещё олимпийским чемпионом, Алексей Урманов. После выступления Урманову вручила букетик цветов совсем маленькая девочка, которой было не больше 5–6 лет. Она пришла посмотреть на русских чемпионов, потому что уже начала заниматься фигурным катанием и была родом из альпийской части Северной Италии, где и проходили наши сборы. Звали эту девочку Каролина Костнер. Об этом она мне рассказала сама в последние годы работы со мной. Удивительные повороты судеб людей, которых жизнь объединяет в течение многих десятилетий.
