О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера - [33]

В конце концов, пару лет спустя у меня лопнуло терпение, и я пошёл к одному из секретарей горкома партии, чтобы выяснить, что же всё-таки происходит и почему я стал невыездным. Говорю — что же это такое, какой из меня предатель Родины или иностранный шпион? А он мне отвечает: «Зря вы ко мне пришли, Леонид Ильич Брежнев недавно подписал Хельсинское соглашение. В Советском Союзе нет невыездных, ваш статус не существует. Какие ещё просьбы есть?» Я заговорил насчёт жилья, сказав, что ухаживаю за своей ученицей Таней Оленевой и мы собираемся пожениться. В то время у меня была «однушка», которую в 1970 году мне выделил ленинградский Комитет по физической культуре и спорту. Секретарь горкома сразу согласился помочь, и через пару недель мне пришла «смотровая» — предлагали двухкомнатную квартиру на Васильевском острове, на улице Кораблестроителей. Эта квартира предназначалась трёхкратной олимпийской чемпионке по легкой атлетике Татьяне Казанкиной. Но та посчитала, что квартира маловата для спортсменки её уровня. А для нас с Таней это предложение оказалось очень кстати.

Квартира, конечно, хорошо, но с возможностью выехать на международные соревнования дело по-прежнему обстояло глухо. Я попросил принять меня в Октябрьском районном управлении КГБ. Принял меня тогдашний начальник полковник Лев Кузьмич Коротышев. Поговорили мы с ним, но дело с мёртвой точки по-прежнему не сдвинулось — он передал его рассмотрение своему заместителю Николаю Платоновичу Патрушеву. Да-да, вы правильно поняли — в последствии секретарю Совета безопасности Российской Федерации. Он несколько раз со мной беседовал, результатом этих бесед стало то, что меня начали выпускать в соцстраны, из которых невозможно убежать на Запад. Да только что толку, если подавляющее большинство крупнейших соревнований проходило в странах, принадлежавших, как тогда говорили, к капиталистическому лагерю? Например, чемпионат мира 1977 года проходил в Японии, и, разумеется, я снова остался дома.

«Ну и чёрт с вами! — подумал я. — Не выпускаете на международные турниры — буду писать книжку о прыжках в фигурном катании, хоть таким путём себя реализую». Порой жизненные события могут быть оценены правильно только по прошествии времени. Чувство обиды на систему, не выпускавшую меня за границу, способствовало тому, что я завершил, пожалуй, наиболее крупную свою работу — «Биомеханика движений фигуриста». Эта книга в дальнейшем наряду с другими работами легла в основу учебника для вузов, по которому до сих пор учатся студенты спортивных институтов у нас и в СНГ.

Чтобы как-то переломить ситуацию, оставалась ещё одна возможность: поговорить напрямую с председателем Комитета по физической культуре и спорту Сергеем Павловичем Павловым, бывшим первым секретарём ВЛКСМ. Принял он меня в половине девятого утра — Павлов был вообще исключительно пунктуальным человеком. Я, конечно же, спросил его: неужели я похож на какого-то иностранного резидента? Большим плюсом стало то, что Павлов знал о моём существовании задолго до того дня. В 1968 году он заступил на свою должность, а мы с Тамарой Москвиной в это время проводили свои самые успешные сезоны в спорте. Выслушал меня Сергей Павлович, нажал кнопку и сказал своему секретарю: «С Борей меня соедини». «Борей» оказался Аристов — тогдашний первый секретарь Ленинградского горкома. Я вышел, стою у дверей кабинета и слышу, как Павлов говорит: «Слушай, Борь, у меня тут сейчас Мишин сидит, тренер. Нормальный парень, какие у него могут быть проблемы с выездом?» Возвращаюсь, он сообщает: «Не волнуйтесь, думаю, всё будет в порядке». Я спустился этажом ниже, дошёл до отдела фигурного катания, позвонил оттуда в международный отдел Спорткомитета Ленинграда. «У вас всё нормально», — сообщают мне. Так проблема, с которой я мучился два с лишним года, решилась за пять минут.

Знаете, есть фраза — «время покажет». Так вот, время показало, что те, кто меня лишал права на выезд, были продуктами своей эпохи, но неквалифицированными и непорядочными работниками. Непорядочными, потому что они думали не о деле, которому служат. Они думали о себе: «Вдруг останется, а я разрешил, нет уж, пусть посидит здесь, в нашем лагере». А неквалифицированными, потому что, когда рухнул СССР и открылись границы, мы с женой Татьяной оказались, пожалуй, единственными топовыми тренерами, кто остался работать в нашей стране. То есть с потенциальными «беглецами» они не угадали.

Вот такие коллизии сопровождали нас в период застоя имени Л. И. Брежнева. Впрочем, застой — это всего лишь термин, на самом деле внутри кипели людские страсти. А Николаю Патрушеву и Сергею Павлову я постфактум приношу свои слова благодарности. Хороший человек остаётся хорошим вне зависимости от строя, в котором он живёт.

Наши «камикадзе»

Для искушенного болельщика фигурного катания не является секретом тот факт, что абсолютно объективное судейство — недостижимая мечта. В сфере судейства существуют негласные договорённости. К примеру, лидера страны судят более лояльно, чем вторые и третьи номера сборной, которые могут кататься на таком же высоком уровне. Совсем недавно достаточно было взглянуть на национальности членов судейской бригады, чтобы понять, кому из спортсменов на данном турнире придётся легче, а кому — сложнее. Часто на Олимпиадах стараются не допускать массовой «миграции» медалей в одну страну. Это происходит практически во всех видах спорта, где имеет место субъективная оценка.