О чём молчит лёд? О жизни и карьере великого тренера - [36]

Совместные сборы проводились не только в Альпах — побывали мы тогда ещё в Риме, Милане и Турине — будущей столице Олимпиады, которая станет счастливой для Евгения Плющенко. Тренировались и на другой стороне Апеннинского полуострова, в местечке Пескара. Так что Италию можно считать одним из тех мест, где закладывался фундамент будущих успехов нашей группы.

В середине 90-х ездили мы и за океан. Нью-Йорк, Вашингтон, Лос-Анджелес, Колорадо-Спрингс, Оттава, Монреаль, Торонто — вот неполная география наших путешествий. Тренировались и в городе Миннеаполисе, штат Миннесота. Директором местной школы была Энн Эйдсон, с которой у нас сложились прекрасные творческие отношения. Моя система тренировок, которую тамошние тренеры скрупулезно передают новому поколению, до сих пор лежит в основе подготовки фигуристов этого региона.

Ни одна моя тогдашняя тренировка на льду и вне его не обходилась без того, чтобы меня не снимали на камеру. В какой-то момент мне всё это надоело, и я решил положить этому конец: «Хватит делать из меня Марчелло Мастроянни, стоп, съёмка!» Однако они пошли на хитрость — посадили на трибуны девушку с компьютером, которая делала вид, будто она сидит и что-то печатает. На самом же деле она включала веб-камеру и снимала тренировочный процесс. Когда я об этом узнал, реакция не заставила себя долго ждать — я жутко рассердился и сказал: «Всё, баста, уезжаем домой!» В качестве жеста извинения американские организаторы заказали всей группе специальные майки с надписью, обыгрывающей название знаменитого фильма «Mission: Impossible» («Миссия невыполнима»), в то время только вышедшего на экраны. Вместо Mission было написано Mishin, что произносится практически одинаково, а второе слово было зачёркнуто и рядом крупно написано — POSSIBLE. То бишь — для Мишина возможно всё. И в качестве жеста примирения организовали рыбалку и банкет. Рыбалка просто поразила меня! В озере было столько рыбы, что мы ложились на пирс, опускали наживку и наблюдали, как «Big mouth Bass», похожие на окуней рыбы, клевали её, после чего мы подсекали, дёргая леску пальцами. Рыбы были крупные — до килограмма и больше. Вот что такое экология с большой буквы! А американцы после этого стали содержание занятий записывать от руки.

Принцип работы за рубежом был для нас в новинку. Например, когда спортсмен берёт уроки у тренера, он берёт столько уроков в день, неделю, месяц, на сколько ему хватает денег. Кончился урок — тренер ослеп для тебя. Затем спортсмен едет к хореографу, тот ставит ему программу, фигурист возвращается домой, тренер включает музыку и начинает с этой программой работать. В моей практике бывали случаи, когда фигурист или фигуристка приезжали ко мне от знаменитого американского хореографа, показывали программу, состоящую из красивых шагов, интересных связок, — и вся эта красота не укладывалась в отведённый лимит времени! Это происходит оттого, что в Америке, да и в некоторых других странах часто цель хореографа состоит в том, чтобы показать свои возможности и поднять собственный имидж. При этом задача создать для спортсмена конкурентоспособную программу отходит на второй план.

Как писалось выше, география наших сборов, семинаров и выступлений была весьма обширна. А однажды меня приглашали в ЮАР, в город Кейптаун. Очень богатый человек, влюблённый в спорт, построил на своих землях каток и решил организовать там школу во главе со мной. Однако в ту пору я был настолько сумасшедший, настолько заряженный на спортивный результат, что не принял его предложение и в Кейптаун не поехал. Хотя финансовые и бытовые условия казались тогда фантастическими. Но я в то время думал: а как же Урманов, Татауров, вся моя группа? И сейчас, подводя итоги своей тренерской жизни, я понимаю, что это решение было верным.

Мог ли я остаться тренировать за границей постоянно? Первым такое предложение мне сделал Карло Фасси, вернувшийся в то время из Америки на родину, в Милан. Однако чувство боязни потерять талантливых учеников, в которых вложено столько сил и знаний, скомандовало мне: «Нет!» К тому же моя жена Таня, верный соратник по общему делу, не испытывала желания покидать страну. Мы остались в России.

Что касается Нового Света, то было два любопытных поворота в моей тренерской судьбе, когда я едва не стал работать в США. Один случился незадолго до Олимпиады в Солт-Лейк-Сити. За год до того, как Сара Хьюз выиграла там свою золотую олимпийскую медаль, мне поступило предложение поработать с ней в городке Хакенсак, недалеко от Нью-Йорка. Я до сих пор с ужасом вспоминаю первое впечатление о том катке, который больше напоминал холодильник — тренерам приходилось постоянно носить зимние шапки. Тем не менее именно этот каток в своё время снабдил хлебом немало специалистов, в том числе и русских. Муж Робин Вагнер, тренера Сары, был уверен, что сделал мне, как говорится в известном фильме, «предложение, от которого невозможно отказаться», арендовав для меня шикарный дом вкупе с отличными финансовыми условиями. Поэтому моё согласие приехать и дать какие-то рекомендации подающей надежды спортсменке вся команда Хьюз восприняла как согласие стать одним из её наставников. На самом же деле, когда я в первый раз взглянул на фигуристку, она мне не особо понравилась. Техника её прыжков оставляла желать лучшего — несовершенное отталкивание, неправильная группировка. Большая их часть исполнялась с недокрутом. Но раз уж я прилетел, то всё же решил несколько дней походить на их тренировки, после чего составил подробный перечень рекомендаций, которые отличались от принятого тогда в Америке стиля обучения. Надо сказать, что Робин всегда славилась высокой работоспособностью и нацеленностью на результат, но её познания в фигурном катании, особенно в теории прыжков, были, на мой взгляд, чисто американскими. Она тренировалась по принципу «делай ещё». В заключение нашей встречи я подчеркнул, что Сара как спортсменка уже зачата в американской системе фигурного катания, поэтому пусть она в ней и остаётся. Как показало время, это решение оказалось верным и для меня, и для неё.