О чём молчал Будда - [31]

Паршивый день воскресенье. Сколько их было — не год и не два. Прибавился еще один. Пару часов и он провалится в прошлое. Я о нем забуду и никогда не вспомню. И я забыл, едва за Костей затворилась дверь.

11

В понедельник с утра пошел дождь — обычное явление. Дождь был нудный и противный, вероятно, он и сам себе не нравился. Кругом слякоть и грязь, а где же лето? О лете напоминали мои ботинки — они хотя и сохранились, но потеряли свой блеск. А еще они сморщились. Себя я замочил часов в шесть утра — налил в ванную горячей воды. И вот я шагаю, переступаю через лужи и подхожу к стоянке.

Желтый цыпленок Эллы Сергеевны похож на общипанного петуха. Словно его окунули в дерьмо и там оставили сохнуть. Даже подумал, а не ошибся ли я? Чтобы так уделать машину, нужно сильно постараться. Звоню и докладываю обстановку. Показаться в обществе на грязной машине неприлично. Элла Сергеевна соглашается — не успела вчера. Поезжайте, Дима, на мойку, а затем ко мне. Вам сколько потребуется времени привести себя в порядок? Конечно, она оговорилась — уже час, как я был в полном порядке.

Она выходит, садится в машину, и тут я понимаю, что вчерашний день гулял не только я один. Элла Сергеевна тоже гуляла. Сквозь искусно наложенный макияж проглядывается усталость вчерашнего дня, а может, и ночи. Ловлю себя на мысли, что и она поняла, чем я вчера занимался. Странное, следует признать, совпадение. Выглядит Элла Сергеевна замечательно. Вряд ли кто другой заметит — я заметил. Стараюсь вести себя непосредственно — то есть, как обычно.

— Ездила за город, — вдруг говорит она, — вернулась за полночь. А чем занимались вы?

— Красил двери. У приятеля собака сожрала. Глупая до безобразия.

— Видно, скучала, — выдвигает интересную версию Элла Сергеевна, — вы любите животных?

— В школе любил. У нас в школе был кружок. Вот в него и записался. Мы кормили кроликов. Я кормил, кажется, по вторникам и четвергам. Хорошие кролики — пушистые и двери не жрут.

Элла Сергеевна позволила себе улыбнуться.

— А вы, Дима, смешной. Кто бы мог подумать — Дима Скворцов кормит кроликов? И что — целый день красили двери?

— Дверь сначала нужно снять, — принялся объяснять я, — затем зашпаклевать. Четыре часа ждать, пока высохнет шпаклевка, выровнять и только потом красить.

— Голова не болит?

— От финской краски голова не болит. Голова болит не от краски.

Наш ни к чему не обязывающий разговор мне нравился. Говорили об одном, а думали о другом и каким-то образом прекрасно понимали друг друга. Однако разговор был вынужденным — просто убить время. Хотя… как знать?

— Элла Сергеевна, не могли бы вы дать мне в долг? — спросил я. Вопрос вылетел из меня непроизвольно, и в какой-то момент я испугался. Вопрос, похожий на хамство. Когда собеседник меньше всего ожидает подобной выходки — иным словом, мой поступок не назовешь. Зачем я спросил? Деньги мне были не нужны, то есть они были нужны, но не в той степени, чтобы портить беседу.

— Сколько?

Повеяло прохладой. Очевидно, я преступил грань дозволенного. Каждый сморчок должен знать свое место — я его, вероятно, забыл.

— Сигареты купить, — исправился я, — забыл дома портмоне.

Элла Сергеевна закусила губу и принялась меня внимательно рассматривать. Довольно откровенно, словно прежде никогда не видела.

— А вы, Дима, штучка, — наконец произнесла она. — Сколько вам нужно? Тысяча? Две тысячи? У вас проблемы?

Наш разговор мне не нравился. Элла Сергеевна оказалась гораздо умней, нежели я рассчитывал. И сумму она угадала с первого раза. «Две тысячи» произнесла для эмоционального выражения. Или я ошибся? Мы уже не играли, мы испытывали друг друга — занятие крайне опасное. Деньги она даст, в чем я не сомневался. А почему бы не взять две тысячи? Одним махом решить сразу две проблемы.

Скворцов, ты и в самом деле идиот! — заорал мне кто-то в ухо. О чем ты говоришь? Как часто ты видишь Вадима? А Костю своего — как часто? Эллу Сергеевну — каждый день. И каждый день долг будет отравлять твое существование.

— Я действительно забыл портмоне.

Со стороны выглядел, наверно, жалким и растерянным. К подобным просьбам готовиться следует заблаговременно. Экспромты тут не проходят, в чем и убедился — меня бросило в жар.

— Остановитесь, где сочтете нужным и купите сигареты, — последовал совет.

Элла Сергеевна поняла мою ложь и не только потому, что бумажник предательски торчал из кармана брюк. Ложь выступила и на лице — скверный обманщик. Я могу обмануть, сказать неправду, не моргнув глазом, однако сейчас оплошал. А почему — не знаю. Вероятно, синдром похмелья, помноженный на угрызения совести. Оказывается, она у меня еще есть — моя совесть. И вылезла в самый неподходящий момент.

К обеду я окончательно пришел в норму — мы никуда не ездили. Сначала я сидел в машине, затем отправился в магазин и поговорил с Мишей. Затем вновь вернулся в машину и достал телефон.

— Привет, — сказал я, — где тебя вчера носило?

— Была занята.

— Я не спрашиваю, чем ты была занята. Я спрашиваю, где ты была?

— Скворцов, а твое какое дело? Я что, должна по каждому поводу перед тобой отчитываться?

— Не хочешь — не отвечай.

— Дай слово, — потребовала она.