Ньютоново яблоко - [12]

– Это же лучший класс в школе, а вы все время жалуетесь, жалуетесь.

Анна Елисеевна вдруг успокоилась и заговорила ровным голосом, гордо держа голову:

– В этом классе есть один лучший в школе ученик. Владик Синицын. Это, милочка, не одно и то же.

Но теперь разволновалась Мария Ивановна.

– Маленький всезнайка – вот что такое ваш Владик Синицын, – сказала она. – Мне больше нравятся ребята, как Соня Козловская, Зебриков, Санька Горский.

– За что же это они вам, интересно, нравятся?

– За то, что они настоящую машину строят.

– Вы что? – прищурилась Анна Елисеевна. – Считаете, что они и в самом деле могут построить машину?

– А вы, Анна Елисеевна, как считаете?

– Это утопия.

– Не утопия, а дерзость. Бить стекла нельзя, обманывать нельзя, а остальное все можно. И машину построить можно. Если мы не научим их в школе дерзать, то потом не будет написано ни одной хорошей книги, не будет сделано ни одного открытия. Ученики должны знать, что и летать на другие планеты можно, и открывать новые звезды – можно, а не то что там какую-то машину построить, в которой всего-то пятьсот деталей!

– Ну, милочка, вы уже начинаете звезды с неба хватать.

Она даже хихикнула, призывая и остальных учителей посмеяться над горячностью и утопическими, вредными высказываниями Марии Ивановны.

– С неба? – сказала Мария Ивановна. – А вы разве не читали о мальчике, который делал доклад в Москве на заседании Академии наук? Этот мальчик открыл новую звезду. А если б его в школе приучили к мысли, как вашего Владика Синицына, что дерзать не надо, а надо только на пятерки учиться, он бы никогда не сделал этого открытия.

– Не читала, не читала, – отмахнулась Анна Елисеевна. – Вы преподаете географию, звезды – это по вашей части.

– Нет, гм, звезды – это по моей части, – старый учитель астрономии погладил себя по лысине, словно хотел убедиться в том, что она на месте. – Звезды – это по моей части. Мальчишка этот, действительно, феномен. А ты, Анна Елисеевна, не права…

Анна Елисеевна схватилась за виски.

– Чего вы от меня хотите?

Спор, начатый Трофимчуком, задел и других преподавателей. И хотя Анну Елисеевну отпаивали валерьянкой, он не прекращался, а продолжался вполголоса в разных углах учительской.

Прозвенел звонок. Учителя, возбужденные, потянулись в классы.

Мария Ивановна, пока шла по коридору, немного успокоилась, но не настолько, чтобы ребята не заметили, что она взволнована.

Во время переклички она правой рукой отмечала в журнале, кого нет, а левой тянулась к толстым, некрасивым очкам. Умные девчонки и мальчишки понимали, что правая рука спокойно пишет, а левая – нервничает.

Мария Ивановна закрыла журнал, постучала кончиком указки по столу, чтоб на «Карамбаче» перестали шептаться, и спросила, грустно улыбнувшись:

– Не удалось вам, значит, решить транспортную проблему при помощи обыкновенных бутылок?

– Они потерпели фиаско, – засмеялся Круглый.

– Что? – не расслышала учительница.

– Фиаско… бутылка по-итальянски. Они потерпели бутылку. Я им говорил…

«И все-то он знает, и что бутылка в переводе на итальянский фиаско – тоже знает, – неприязненно подумала Мария Ивановна. – И знал, что им попадет, а ему нет».

Она пробежала глазами по фамилиям: кого же вызвать отвечать урок? Горский наверняка был занят бутылками и не готовился. Зебриков тоже. Синицын?.. Вот Синицын ничем не был занят; все он знает, и урок должен тоже знать.

– Синицын!..

– Я.

– Иди отвечать.

Круглый этого не ожидал.

– Я же прошлый раз отвечал, – недовольно сказал он.

– Прежде всего встань.

Владик поспешно встал.

– Мария Ивановна…

– Ты учил урок?

– Учил.

– Ну, тогда в чем же дело? Иди отвечать. Расскажи нам, что ты знаешь о восточносибирских реках?

Круглый вышел к доске, взял указку и растерянно поплыл от устья к истоку.

– Разве так текут реки?

– Нет… Енисей вытекает отсюда и впадает в Карское море.

Мария Ивановна остановила его:

– Расскажи подробно об этой реке. Что ты о ней знаешь?

– Но мы подробно не учили. Я вам рассказываю вообще, – промямлил Круглый.

– А ты мне расскажи в частности.

– Мы этого не учили.

– Чего не учили?

– Ну, этого, в частности.

Круглый чувствовал, что учительница спрашивает его как-то неприязненно, и от этого еще больше сбивался. Он умоляюще смотрел на класс. Он ждал, что сейчас ребята дружно заорут, что да, мы этого не учили. Но ребята почему-то молчали. Наоборот, на него смотрели со всех сторон с любопытством, как будто видели в первый раз. Круглый растерялся совсем:

– Но это, кажется, написано там мелким шрифтом?

Мария Ивановна пожала плечами:

– Не знаю.

– А я не читал.

– Не читал?.. Хорошо. Тогда покажи Среднерусскую возвышенность.

Круглый бойко показал. Мария Ивановна задала ему еще несколько дополнительных вопросов, он на них без запинки ответил, и она его отпустила:

– Садись, четыре.

Класс, уже было потерявший интерес к Круглому, насторожился. Впервые Синицын получил не пять, а четыре. Бывало и раньше, что он отвечал не очень хорошо, но ему, как лучшему ученику, ставили «отлично». Он к этому привык.

– Почему четыре?

– Но ты же не читал, что в учебнике написано мелким шрифтом.

– Я в следующий раз прочту.

– Ну, вот и хорошо, в следующий раз прочтешь, а сейчас садись, четыре.