Нужен перевод - [20]

Джимми. На Рождество.

Хью. Великолепно.

Джимми. На Афине.

Хью. На ком?

Джимми. На Афине Палладе.

Хью. Glaukopis Athene[57]?

Джимми. Совоокая, Джимми, совоокая! (Он пытается снова встать по стойке смирно и отдать честь, лицо изображает напряженный экстаз — но тело его не слушается. Получается все карикатурно.)

Хью. Дама дала согласие?

Джимми. Она сделала предложение мне — я согласился.

Хью. А-а! И когда это случилось?

Джимми. Вчера вечером.

Хью. А мамаша как на это смотрит?

Джимми. Метида из Геллеспонта? Порядочные люди — знатного рода.

Хью. А папаша?

Джимми. С Зевсом я встречаюсь завтра. Хью, ты будешь моим шафером?

Хью. Сочту за честь, Джеймс, весьма польщен.

Джимми. Знаешь, чего я ищу, Хью, а? Я хочу сказать… знаешь… я играю в их игру, вместе со всеми… ты ведь видишь? (Он делает жалкую попытку начать привычную игру в латинские и греческие слова, но сразу же останавливает себя.) Но ищу-то я на самом деле — чего мне, действительно, не хватает — так это поговорить не с кем. Хью, в моем возрасте мне нужен кто-нибудь, с кем можно ра-говаривать, кто-то, с кем можно общаться. Там в Бейнн ней Гейойте — ты даже не представляешь, как там одиноко. Общение — так ведь, Хью? Так?

Хью. Так, Джеймс.

Джимми. Кто-то, с кем молено разговаривать.

Хью. Действительно так.

Джимми. Вот и вся недолга, Хью. Больше и сказать-то нечего. Теперь ты знаешь все. Ты знаешь все.

Произнося свои последние слова, Джимми плачет, голова вздрагивает от рыданий, пытается сдерживаться, поднося палец к губам, делая нелепый знак тайны и доверительности. Идет шатаясь, хочет сесть на табуретку, но садится мимо прямо на пол, ноги вытянуты и упираются в телегу. Почти сразу засыпает. Хью наблюдает за всем этим. Хочет налить себе очередную порцию виски из фляги, но взгляд его падает на «Справочник названий», лежащий на полу. Берет его и листает, произнося странные названия. В это время спускается Оуэне двумя чашками чая.

Хью. Бэллибег. Ключевой Источник. Королевская Голова. Белые Равнины. Красивый Холм. Серая Лошадь. Зеленый Берег.

Оуэн вырывает справочник у Хью.

Оуэн. Мне нужен этот материал. (Извиняясь.) Это просто список названий.

Хью. Да знаю я, что это такое.

Оуэн. Ошибка… моя ошибка… к нам это не имеет никакого отношения. Крепкий, надеюсь. (Имеет в виду чай. Бросает книгу на пол и подходит к Джимми.) Джимми. Проснись, Джимми. Проснись, дружище.

Джимми. Что-что-что?

Оуэн. На. Выпей. И затем иди домой. Могут быть неприятности. Ты слышишь меня, Джимми? Могут быть неприятности.

Хью(указывая на «Справочник названий»). Мы должны выучить эти новые названия.

Оуэн(ищет что-то). Ты не видел, здесь лежал мешок?

Хью. Мы должны знать, где мы живем. Новое должно стать нашим. Мы должны понять, что это наш новый дом.

Оуэн находит мешок и кладет его на плечо.

Оуэн. Я знаю, где я живу.

Хью. Вот и Джимми тоже думает, что знает. Смотрю я на Джимми, и три вещи приходят мне на ум: А — нас формирует не само прошлое, не «факты» истории, а лишь ее образы, запечатленные в языке. Джеймс перестал понимать эту разницу.

Оуэн. Не надо меня учить, отец.

Хью. Б — мы постоянно должны обновлять эти образы, ибо, перестав это делать, мы превратимся в окаменелости. А лепешки нет?

Оуэн. И, наконец, В, отец, — есть один непреложный «факт» — если не найдут Иолланда, нас отсюда выселят. Лэнсей отдал приказ.

Хью. Ах! Edictum imperatoris[58].

Оуэн. Ты весь мокрый, надо переодеться. Я ухожу. Мне надо увидеть Доулти Дэна Доулти.

Хью. Зачем?

Оуэн. Я скоро вернусь.

Оуэн уходит.

Хью. Будь осторожен, Оуэн. Помнить все — это вид безумия. (Он внимательно оглядывает комнату, как будто собирается навсегда ее покинуть. Затем смотрит на Джимми, который опять спит.) Дорога на Слайгоу[59]. Весеннее утро. 1798 год[60]. Готовые идти в бой. Помнишь, Джеймс? Два молодых храбреца с пиками через плечо и томиком «Энеиды» в карманах. В ту весну, казалось, все обретало свою определенность, гармонию — надежда, прошлое, настоящее и будущее были в согласии. Мы шагали по только что появившейся зеленой травке. Внутри все кипело, на все отзывалось. Мозг работал с невероятной скоростью. Мы были богами в то утро, Джеймс. И женился я на богине — моей богине Кайтлин Дубх Ник Рейк-тайн, царствие ей небесное. Женился незадолго до того утра. Оставить ее одну дома с маленьким сыном в люльке — это тоже было геройство. Бог ты мой, мы были неподражаемы! Дошли мы — докуда? — до Глентиса! Двадцать три мили за один день! Да. А в кабачке Фелана загрустили по дому, как Улисс по Афинам. Известное desiderium nostrum[61]— тоска по родному. Наше pietas[62], наша нежность, Джеймс, принадлежала старому, спокойному миру. Обратная дорога в двадцать три мили была самой долгой в моей жизни. (Чокается с Джимми.) Друг дорогой, смятение — вполне благородное состояние.

Входит Мейре.

Мейре. Я вернулась. Шла куда-то, но забыла куда, и вот вернулась.

Хью. Ладно, я научу тебя английскому, Мейре Чатак.

Мейре. Правда? Я должна его выучить. Мне надо его выучить.

Хью. Может, ты будешь моим единственным учеником. (Он идет к лестнице и начинает подниматься.)

Мейре. Когда начнем?

Хью. Не сегодня. Завтра, может быть. После похорон. Начнем завтра.