Нусантара - [82]

«Джаланиди» отдает швартовы и медленно движется вдоль причала, заваленного грудами ящиков с русскими надписями «верх», «осторожно», «не кантовать». Проходим мимо вереницы грузовых кораблей под флагами Австралии, Панамы, Индии, Японии. А вот и соотечественница «Красная Пресня». Порт приписки — Одесса. Вся ее палуба заставлена зелеными кузовами советских автомашин — хорошо знакомых нам вездеходов ГАЗ-69 и грузовиков. Немного дальше встречаем «Полтаву» и «Пугачева».

За внешним молом порта «Джаланиди» начинает слегка покачивать. Качка усиливается, когда мы покидаем Джакартинский залив и выходим в открытое море. Впрочем, в этой части благодушного Яванского моря ветру не так легко разогнать сколько-нибудь высокие волны. Они гасятся многочисленными островами и островками. «Тысяча островов» — так называется участок Яванского моря, по которому мы сейчас движемся к Зондскому проливу, пробираясь между островами, покрытыми пышными прибрежными лесами баррингтоний, а в более защищенных заливчиках и проливах — мангровыми лесами. На открытых берегах рощи всегда привлекательны своей стройной изогнутостью кокосовых пальм.

«Джаланиди» огибает северо-западную оконечность Явы и подходит к Зондскому проливу. Открываются берега Суматры, на которой нам так и не пришлось побывать.

Впереди — Кракатау, виновник самой большой вулканической катастрофы на всей памяти человечества. В 1883 году оглушительным взрывом был почти целиком разрушен остров Кракатау (по-местному Раката). Количество человеческих жертв превысило тридцать тысяч. Тридцатиметровые волны обрушились на берега Явы и Суматры. Вулканический пепел облетел земной шар несколько раз и вызвал в самых отдаленных местах необычайные атмосферные явления. В эти годы во многих странах можно было увидеть небывало яркие вечерние и утренние зори. Зондский пролив в течение нескольких лет был забит плавающей пемзой и стал непригодным для судоходства. На уцелевшем обломке Кракатау и на двух соседних островках Ланг и Ферлатен вся органическая жизнь была начисто уничтожена, выжжена раскаленными газами и лавой, так что островки стали полностью стерильными.

С тех пор зоологи и ботаники всего мира пристально наблюдали за восстановлением жизни, которое проходило довольно бурно. К сожалению, эти тщательные наблюдения охватили только наземную флору и фауну, литораль же и морское мелководье Зондского пролива почти не обследовались. Зато появление и смена растительного покрова, проникновение на островки насекомых и других беспозвоночных, рептилий, птиц, млекопитающих изучались очень тщательно и с относительно небольшими (два— четыре года) перерывами. При этом анализировались факторы расселения флоры и фауны: перенос спор, семян, цист, яиц, личинок ветрами, морскими течениями, плавающими в море древесными стволами, на лапках и в оперении птиц.

Впрочем, как и всегда, нашлись скептики, которые лет через двадцать после катастрофы стали утверждать, что гигантский эксперимент, поставленный самой природой и внесший в биогеографию ни с чем не сравнимый вклад, якобы но был достаточно чистым. Что будто бы даже на самом Кракатау сохранились убежища, где часть флоры и фауны могла в какой-то степени уцелеть.

Словно бы для того, чтобы опровергнуть этих скептиков, природа повторила свой грандиозный эксперимент. На этот раз не в столь драматичной форме. В 1928 году со дна пролива поднялся новый вулканический остров, получивший название Сын Кракатау или по-индонезийски Анак Кракатау (Дитя Кракатау). Анакнесколько раз размывался морскими волнами и снова возводился во время извержений подводного кратера. В конце концов Гефест оказался сильнее Посейдона, и вот уже более тридцати лет вулканический конус Сына Кракатау возвышается над водами Зондского пролива. Ботаники и зоологи получили новую возможность наблюдать за появлением наземной жизни на полностью безжизненном островке. На этот раз безупречность природного эксперимента и первичная стерильность заселяемого субстрата не могут быть подвергнуты ни малейшему сомнению.

Нам не терпится увидеть воочию места, о которых столько было прочитано и столько мечталось, но сегодня это уже не удастся. Тропическая ночь навалилась на «Джаланиди» еще на подходе к Зондскому проливу. Торопиться некуда, и мы решаем остановиться, «взять станцию» для обучения молодых индонезийских биологов и гидрологов — участников тренировочного курса ЮНЕСКО.

Пока приветливый норвежский эксперт по физике моря доктор Мпндгтун хлопочет со своими вертушками и батометрами, мы с профессором Сереном на самом малом ходу судна занимаемся драгированием. Металлическая сетка драги приходит на борт, наполненная чистой отмытой вулканической пемзой, среди которой почти нет ничего живого. Два-три лопатоногих моллюска денталиум, белые раковины которых похожи на миниатюрные слоновые бивни, три-четыре обломка раковин двустворчатых моллюсков — вот и весь наш скудный улов со дна, заваленного продуктами извержений.

Пока налаживаем планктонную сеть — большой конус из шелкового газа с металлическим стаканчиком в нижней части, у освещенного выносной лампой борта разыгрывается одна из бесчисленных морских трагедий. В пятне света от лампы собралось множество мелкой серебристой рыбешки, которая кишит в этом освещенном кругу, иногда даже подпрыгивает над водой. А на периферии светового пятна можно увидеть какие-то красноватые полупризрачные силуэты. Это привлеченные обилием добычи кальмары. В отличие от оголтело лезущей к свету рыбы (это свойство многих видов рыбы теперь широко используется при промысле) кальмары избегают освещенного пространства и предпочитают держаться в тени.