Нусантара - [83]

Временами то один, то другой кальмар врывается в кишащий рыбой круг, схватывает жертву и снова исчезает. Все это происходит настолько быстро, что глаз не успевает запечатлеть подробности, не улавливает даже очертаний тела хищника, а видит лишь траекторию его молниеносного движения. Впрочем, эта картина уже хорошо знакома мне по северной части Тихого океана и по Японскому морю.

В отличие от бентоса — донной фауны улов планктона оказывается богатым и разнообразным. В лаборатории мы долго разглядываем его в теневой лупе, и даже все случайные посетители надолго задерживаются у фосфоресцирующего экрана, на который проецируется увеличенное изображение пробы. Своеобразные крабьи личинки, похожие на шлем-шишак с длиннейшим выростом, не имеют ни малейшего сходства со взрослыми крабами. В этой же пробе мы видим крохотных, уже вполне сформировавшихся крабиков, у которых только хвосты еще распластаны, а не подогнуты под брюшко. Куда же они, бедняги, осядут, если на дне их ожидает грунт, какой подняла наша драга? А отнести их далеко в сторону течение уже не успеет, ведь эти малыши вполне готовы для перехода к донной жизни. Очень выразительны личинки лангустов. Они во многом похожи на своих усатых родителей, но только гораздо подвижнее. Вместе с крупными личинками раков-богомолов они занимают порой весь экран. Скачками передвигаются мелкие веслоногие рачки копеподы. Стремительно проносятся полупрозрачные стрелки-сагитты, чем-то смахивающие на оживший хирургический скальпель. Медленно проплывают солидные, тоже просвечивающие боченочники-сальпы. Лениво вращаются покрытые ресничками личинки моллюсков и многощетинковых червей, с трудом извиваются скованные своим плотным покровом круглые черви нематоды.

Переключаем теневой аппарат на самое большое увеличение, и экран заполняется причудливыми клетками фитопланктона, преимущественно закованных в панцирь, снабженных фантастическими отростками перидиней.

Между тем «Джаланиди» давно уже покинула станцию, вошла, судя по уменьшившейся качке, в Зондский пролив, а сейчас выключила ход и загрохотала якорной цепью. Выскакиваем на палубу. В непроглядной тропической тьме виден только один мерцающий огонек. Это оказалась лодка рыбаков. Она так и простояла на одном месте оба дня, которые мы здесь провели. Видимо, лов был неудачным.

Ко мне подходит капитан Ламанау. С ним мы подружились с первой же минуты знакомства. Оказалось, что он совсем недавно проходил стажировку на нашем «Витязе». «Витязь» вернулся домой уже. после нашего отъезда в Индонезию, и Ламанау, таким образом, явился для меня живым приветом от моих товарищей, которых я очень давно не видел. На «Джаланиди» сейчас собралось три капитана: собственно капитан, командующий судном, капитан-наставник и капитан Ламанау, в функции которого входит обеспечение работ экспедиции (высадок, тралений, драгировок). Это в отличие от капитана навигационного, так сказать, капитан научный, помимо которого есть, разумеется, и начальник экспедиции.

Что ж, может быть, следует подумать о том, чтобы и на наших больших научно-исследовательских кораблях ввести подобную должность. И другая особенность «Джаланиди»: хотя это сугубо мирное судно принадлежит Национальному научному совету (МИПИ), команда на нем состоит из военных моряков, с которыми из-за их особой подтянутости всегда бывает очень хорошо работать.

Утром, в час, когда еще мухи не летают — так говорят индонезийцы о предрассветном времени, — мы уже на ногах. «Джаланиди» движется к Анаку, темно-бурому конусу очень правильной формы. Остальные островки покрыты буйной тропической растительностью. На Анак Кракатау только с одной стороны виднеются две группы чахлых казуарин да желтые стебли каких-то злаков.

Высадка несколько осложняется сильным накатом волн. Погружаемся сначала в вельбот, который становится на якорь у линии прибоя. Через прибойную полосу переправляемся на маленькой шлюпке. Чтобы ее тут же не выбросило волнами на берег и не перевернуло, два человека с концом манильского троса отправились вплавь на берег. Шлюпка совершает свои рейсы между вельботом и берегом врастяжку на двух концах. Труднее всего выгружать сложную сейсмологическую аппаратуру. Но вот выгрузка закончена. Переволновавшийся Ламанау облегченно вытирает с лица пот и возвращается с вельботом на судно. Геологи устремляются наверх, к кратеру, а я принимаюсь осматривать приливо-отливную полосу.

Она почти безжизненна. Немногочисленные крабы-призраки, два-три мелких прыгающих рачка, называемых морскими блохами, несколько насекомых — гибкая уховертка и несуразные акриды, которыми питался в пустыне Иоанн Креститель, — и больше ничего. Но зрительному впечатлению верить нельзя, поэтому Сукарно с аспирантом Сутекно тщательно разбирают количественные пробы. Одна, другая, третья, десятая пробы. Результат один и тот же: биомасса (вес организмов на единицу площади) — ноль. Надеваю маску с ластами и пытаюсь обследовать верхнюю сублитораль (акваланг тоже выгружен и лежит наготове), но прибои так взмутил вулканический пепел, которым сложены берега, что в воде ничего не видно дальше собственного носа. Это в буквальном смысле слова. Я не вижу даже своих рук. Выбираюсь на берег разочарованный и слегка помятый волнами прибоя. Обхожу порядочный кусок берега, обследую выходы застывших лав. На них нет ничего живого. Остается удовлетвориться скудными штормовыми выбросами — обрывками водорослей, редко-редко попадающимися обломками кораллов. Все же и здесь нашел кое-что занятное: белые трубки, похожие на карандашные наконечники, но не острые, а закругленные на конце. Это раковины спирулы, небольшого головоногого моллюска, родственника кальмаров и каракатиц, живущего тоже в толще воды.