Нусантара - [77]

Во время одного из наших походов зашла речь о моем гостеприимном хозяине Саибе Ласахидо. Он, оказывается, наследный раджа острова, отказавшийся принять власть после смерти своего отца в 1939 году. Пришлось нарушить принцип наследования и назначить выборы нового раджи, который правил очень недолго. Затем был избран раджой Мохаммад, двоюродный брат Саиба и потомок рода Ласахидо, но по женской линии.

Когда в 1950 году во всей независимой Индонезии был введен республиканский образ правления, Мохаммад по желанию населения был назначен начальником администрации. Его и теперь по старой памяти называют раджой, а некоторые до сих пор оказывают и ему, и Ласахидо знаки высшего почтения. Этого я не замечал. Я только видел, как они опускали одно плечо с вытянутой вниз рукой, но это вообще принято у индонезийцев по отношению к старшим.

— В чем же заключаются эти знаки верноподданичества? — спросил я.

— А они делают вид, что очень боятся раджи, — гласил ответ.

Саиб Ласахидо остался холостяком, так как традиция разрешает членам этого рода жениться только на родовитых невестах. Может быть, Ласахидо и нарушил бы традицию, но отец, умирая, просил его не делать этого, и сын не захотел пойти против воли отца. Сейчас Ласахидо воспитывает племянников, родители которых, поехав получать образование, так и осели за пределами острова. Много энергии отдает он домоводству. Говорят, он большой мастер окрашивать батик — прославленную индонезийскую ткань.

Как-то, отдавая в стирку белье, я попросил, чтобы служанка зашила мне порвавшуюся о колючую лиану рубашку. Вернувшись на следующий день домой, я увидел милейшего господина Ласахидо за поистине художественной штопкой. Приди я чуть позже, то так бы и не узнал, чьими руками была она выполнена.

Оказывается, недаром мне сразу бросилось в глаза своеобразие большого и немного обветшалого дома. Это старый дворец раджи, а терраса, служившая нам лабораторией, была его канцелярией. Хотя банкеты устраивались для нас в доме Мохаммада, еда для них неизменно приготовлялась в огромной кухне — святилище старого дворца, под вдохновенным руководством самого Ласахидо. Мне запомнилось его сосредоточенное лицо, когда он лепил из крема какую-то птицу для парадного пирога, уснащая ее перышками из цветов и ломтиков фруктов.

Приближалось время отъезда. Было грустно расставаться с радушными и гостеприимными жителями Унауна, которые в свою очередь деятельно готовились к прощальной церемонии. Шли репетиции оркестра. Особенно оживленно стало в кухне дома Ласахидо…

И вот прощальный вечер. Снова мы сидим в канцелярии Мохаммада, и снова многолюдно в соседней комнате. Снова звучат речи всех официальных лиц, но в центре внимания на этот раз речь Николая. На беду он начал обычной фразой, что мы, мол, недостаточно еще используем богатства вулканов, вулканических источников итак далее. Не успел он кончить, как тут же посыпались вопросы: а как именно можем мы использовать такой-то или такой-то источник? а от каких болезней помогает их вода? Что скажешь тут, когда и материалы еще не обработаны, и нет заключений бальнеологов. Но к счастью, среди других источников наши геологи нашли один, который содержит почти чистую поваренную соль. Соль на остров завозится издалека, и было приятно отплатить гостеприимным хозяевам таким практическим подарком.

Речи и вопросы закончены, снова выходит вперед церемониймейстер Рента и просит каждого из присутствующих спеть. Вокальные данные в расчет при этом не принимаются. Вслед за безропотно солировавшим Мохаммадом поют поочередно участники экспедиции и жители Унауна. Местные песни сменяются русскими, яванскими, суматранскими. Хозяева в более выигрышном положении, они поют под аккомпанемент сидящего за дверью оркестра. Оркестранты торжественны и принаряжены — в белых рубашках и малиновых галстуках. Им пришлось аккомпанировать не только певцам, но и танцорам. Долго любовались мы изящными индонезийскими танцами, в которых дама и кавалер танцуют, не прикасаясь друг к другу, хотя и находятся все время рядом, почти вплотную, а движения их настолько согласованны, что, кажется, танцующие связаны невидимыми ниточками. Окончился прощальный вечер очень поздно.

Второе прощанье состоялось на следующий день на берегу, где собралось почти все население. К нам подошел один из жителей, служащий конторы по заготовке копры, и, протянув пачку газет, сказал:

— Вам предстоит долгий путь на катере, наверное, захочется читать, может быть, вам приятно будет почитать именно эти газеты.

Развертываем пачку. Это оказалась «Moscow News», московская газета на английском языке. Правда, последний ее номер более чем полугодовой давности, вышел в те дни, когда мы только еще вылетали из Москвы.

Три прощальных гудка, в воздух летят сигнальные ракеты, гул приветственных криков, и мы удаляемся от этого чудесного островка, на котором в стороне от морских дорог живут приветливые, любознательные люди, интересующиеся всем, что творится в современном мире и, в частности, в далекой Русии, как называют в Индонезии Советский Союз…

Забравшись в душной каюте на верхнюю койку, поближе к иллюминатору, я быстро заснул под монотонное жужжание кассет. Внизу Павел перематывал под одеялом пленку. Я не слышал, как он, испустив вопль ужаса, стремглав выскочил на палубу, не слышал, как судно легло в дрейф и через некоторое время двинулось дальше. А события разыгрались поистине драматические.