Нусантара - [78]

Оказывается, поздно вечером Павел, перематывая свои катушки, вдруг бросился на палубу, растолкал участников экспедиции, мирно спавших на капе (крышке) трюма, и, подняв доски капа, ринулся в трюм. И тут его смутные опасения подтвердились. Аккуратных металлических цилиндров с пленкой там не оказалось. Тогда он ясно вспомнил, что не вытаскивал их из тайника, устроенного под кроватью Мохаммада — самого, как ему казалось, надежного места на острове.

Недовольные и сонные Николай с Альбертом, слабо чертыхаясь, ждали, когда несносный Павел кончит свою возню в трюме и даст им возможность лечь снова. Но сонливость их мгновенно улетучилась, когда они услышали сдавленный голос Павла:

— Весь фильм… целиком… остался на Унауна!..

Разбудили доктора Сурьо и бросились к капитану. Он сказал, что вернуться не может, не хватит горючего. Придется дойти до Горонтало, там заправиться и лишь затем возвращаться.

В Горонтало почти весь день ушел на добывание горючего, и лишь к вечеру, оставив отдохнуть на берегу большую часть изнемогших от качки наших спутников-индонезийцев, мы снова отправились в южное полушарие — на Унауна.

На Павла жалко было смотреть. Он не находил себе места от беспокойства. Еще бы, уникальные кадры: подводный вулкан, красочные съемки на Синга-Хе, на Унауна, на Тогиане, живописная эпопея огромного сухопутного краба «пальмового вора», откладка сорной курочкой-большеногом яиц в своеобразный инкубатор — мусорную кучу… Сохранность всего этого зависела сейчас от каприза любопытной служанки, тем более что сам Мохаммад покинул остров вместе с нами, отправившись на некоторое время в Горонтало…

Как идеальный впередсмотрящий Павел стоял на носу и ждал появления острова. Не успели мы стать на якорь, как бедняга уже копошился в шлюпке, разбирая весла.

Набережная столицы была на этот раз пустынной. Нас никто не ожидал, тем более, что вернулись на остров мы в пятницу, день поминовения Магомета, когда почти все мужское население было в мечети. Мы стремглав мчимся к дому Мохаммада. Павел, естественно, впереди всех.

С обширного балея (веранды) нам радостно машет Саиб Ласахидо, но мы не можем остановиться.

Фильм, к счастью, цел. Нашедшая его во время уборки служанка, возбужденная, со счастливым лицом, рассказывает сбежавшимся женщинам, как она нашла эти коробки, но открывать не стала…

Павел проверил свои хитроумные завязки. Они не повреждены. Теперь можно и нанести неторопливый визит нашему славному Ласахидо и вволю освежиться в камарманди, куда уже заботливо накачан полный бассейн воды. Саиб заливисто смеется над нашим приключением, спрашивает, сколько нас вернулось, и исчезает на кухне. Через полчаса-час мы сидим за уставленным яствами столом.

Хотя на дворе ярко светит солнце, на столе горят свечи. Их пламя отгоняет назойливых мух.

Николай говорит:

— Ну, вспомните, кто еще что-нибудь здесь оставил. Что бы ни забыли, больше уж возвращаться не будем.

Сейчас мы допьем кофе и снова расстанемся с этим гостеприимным островом и с не менее гостеприимным последним потомком его прошлых владык. На этот раз надолго, очень надолго, вероятнее всего — навсегда!

12 ОБРАТНЫЙ ПУТЬ «ВСЕ ВОДЫ ЗЕМЛИ» И КРАКАТАУ

На этот раз действительно начался путь домой. Различные его этапы совершенно несоизмеримы ни по длине, ни по времени. Вот сейчас мы протащимся двое-трое суток на катере до Манадо. Путь от Манадо до Джакарты занимает пять-шесть дней морем или восемь часов самолетом. А из Джакарты до Москвы всего одни сутки.

Официальный срок нашего пребывания в Индонезии истекает через шесть дней. С мечтой попасть на остров Флорес (Малые Зондские острова) придется, пожалуй, распроститься. Хорошо, если удастся попасть хоть на знаменитый Кракатау, благо он расположен не так уж далеко от Джакарты. Ребята вымотаны, издерганы. Двое уже всерьез выбыли из игры, состояние остальных тоже не блестящее. В непривычных тропических условиях мы слишком полагались на свою экспедиционную закалку, не считались со спецификой этих условий. Лейтенанту медицинской службы запаса то и дело приходится превращаться в лечащего врача, хотя по образованию он биолог, а медицинская его квалификация военных времен сводится лишь к лабораторным исследованиям.

Николай жалуется на конъюнктивит — сильную резь в глазах. Осмотревший его по прибытии в Манадо опытный окулист сказал, что еще неделя-две, и он мог бы потерять зрение.

В Манадо мы очутились снова в гостеприимном пансионе. Рейсовый пароход в Джакарту только что ушел, следующий ожидался недели через две-три, попутные же грузовые суда будут плестись до Явы дней двадцать.

Потекли тихие дни вынужденного бездействия. Однажды хозяева пансиона пригласили нас на воскресенье в свое загородное имение с рисовыми полями, рощицами кокосовых пальм, мускатных орехов, фруктовых деревьев и даже собственным минеральным источником, стекающим в пригодное для купанья озерко.

Запомнился завтрак-пикник в тенистой роще. На бамбуковый стол, покрытый вместо скатерти банановыми листьями, подавались тоже на импровизированных подносах и тарелках из листьев свежезажаренные окорока, куры, миниатюрные шашлычки-сатэ и, конечно, неизменный рис, спрессованный в пальмовых листьях, и на листьях же обычные острые приправы. В сосудах из бамбуковых стволов принесли пальмовое вино сагуэр, на этот раз очень хмельное и сладкое. О разнообразии и изобилии засыпавших стол фруктов нечего и говорить.