Нусантара - [73]

Бризовые ветры в районе Амуранга отличаются замечательной правильностью. По утрам от семи до десяти-одиннадцати часов дует ветер рануяпу, названный так по имени реки, в устье которой расположен городок. От одиннадцати до двух обычно царит безветрие, а затем задувает западный ветер барат, разводящий постепенно довольно крутую волну. Мы, как и все лодочники Амуранга, норовили пользоваться этими ветрами, так что работа наша протекала по еще более строгому, чем обычно, расписанию, когда мы принимали в расчет только светлое время суток и фазы отлива или прилива. Примечательно, что португальцы выстроили свой форт именно в юго-западном углу залива, там, где сходятся все ветры, дующие в заливе после полудня.

Когда ветерок ослабевал и еле-еле тащил прау, лодочники не только «насвистывали ветер», как это делается во всех странах, но и старались вызывать его особым пронзительным прищелкиванием: «тру-лю-лю-лю, рануяпу» или «тру-лю-лю-лю, барат». Интонация при этом напоминала накликание ветра беломорскими рыбаками, которые так же ласковы и фамильярно-почтительны с шалоником, встоком и обеднпком.

Во внешней части залива мы нашли великолепные коралловые рифы, где все дно на большом протяжении было сплошь покрыто живыми кораллами. «Мертвые» рифы с преобладанием мягких кораллов альционарий были здесь приурочены лишь к участкам с повышенной мутностью йоды. Вся сопутствующая фауна оказалась в обоих случаях очень сходной, и восхитительные коралловые рыбы в том числе. Впервые нам, пожалуй, встретился здесь лишь один из щетинозубов — ярко-желтый, по форме похожий на скаляра наших аквариумов, и еще два менее выразительных вида рыб.

Таким образом, почти все, что сказано было выше о фауне кладбищ коралловых рифов в Мадурском проливе, относится и к Амурангу, если не считать, конечно, самих кораллов, образующих здесь совершенно невообразимые живые ковры. Колонии одного и того же вида простираются на десятки метров, в то время как немногочисленные живые кораллы на мертвых рифах распределяются гораздо более мозаично.

На рифах Амуранга трудно было заставить себя выйти из воды по окончании работы. Хотелось смотреть и смотреть на великолепие подводных пейзажей, отыскивать еще не встреченные формы, отмечать все новые особенности жизни рифа.

Температура воды во время всех наших морских работ не падала ниже двадцати восьми градусов. Мы проводили в воде пять-шесть часов подряд и не испытывали переохлаждения. Если на суше, особенно в горах, нам нередко приходилось мерзнуть, особенно по ночам, то ни в море, ни выходя из него, мы ни разу не чувствовали холода.

Перед возвращением домой с ветром, который к этому времени становился попутным, мы обычно располагались для отдыха на берегу в тени развесистых баррингтоний, терминалий и других деревьев, которые продолжают жить, даже когда их подмоет и опрокинет прибоем. Они выпускают новые корни из любой точки ствола и растут, покрываясь листьями, цветами и плодами, в самых невероятных положениях. Этим подмытым и опрокинутым деревьям морских побережий, приспособившимся к жизни в условиях периодического омывания морскими волнами, я дал название полумангров. Па их стволах и ветвях развивается типично литоральная фауна: морские желуди, брюхоногие моллюски литторины, нериты и похожие и а плоские индонезийские шляпы морские блюдечки, а также устрицы и многочисленные крабы — все, как на мангровых деревьях.

Вообще, только попав на Сулавеси, мы поняли, что такое настоящие, не вполне еще окультуренные тропические ландшафты. Ява, конечно, тоже красива, и, любуясь ее видами, не всегда сразу соображаешь, что это по существу плантации. Да, при плотности населения четыреста человек на квадратный километр нельзя ожидать, что найдешь хотя бы маленький участок нетронутой природы по крайней мере на высоте ниже полутора километров.

Устроившись в тени, мои спутники извлекали пакеты из пальмовых листьев, в которые были завернуты рис и приправы к нему — кусочки мяса, овощей, а также рыбы, обычно настолько наперченной, что ее с трудом ели и привычные к перцу яванцы. Целебесский перец печет не только рот, но даже подбородок и щеки. Запивали еду соком молодых кокосов, а их нежная мякоть служила обычно десертом. Натуральный сок кокосовых орехов — кокосовую воду следует отличать от кокосового молока — густой и жирной выжимки из орехов. Между тем в географической литературе очень часто молоком называют именно кокосовую воду — прозрачную и на молоко вовсе не похожую. Никто из моих спутников — ни рыбаки, ни тем более горожане — не умел влезать на кокосовые пальмы. Крестьяне же, с удивительной ловкостью лазающие по пальмам, меня всегда поражали. Когда поблизости не было деревенских жителей, нас выручал полицейский, сбивавший орехи метким винтовочным выстрелом в плодоножку. Обычно все пальмы снабжены специальными зарубками, чтобы, взбираясь на них, было куда ставить ноги. А вот на Суматре, сказал мне Сукарно, зарубок на пальмах не делают, так как там живут обезьяны, которые умеют пользоваться этими зарубками.

По вечерам мы допоздна засиживались за разборкой собранных материалов, лишь иногда отрываясь ненадолго, чтобы посмотреть танцы где-либо на свадьбе. Впрочем, обычно исполнялся не только свадебный танец, но и танцы постройки дома и сбора урожая.