Нур-ад-Дин и Мариам - [36]
Она просила прощения у своего мужа за то, что помыслила о каком-то другом мужчине… Она просила прощения и у этого другого мужчины за то, что посмела выявить свои чувства к нему. Но более всего она корила себя и за первое и за второе.
Корила, но никакого облегчения не почувствовала. Более того, в душе ее росла обида на столь суровые правила поведения, запрещающие вдове вновь становиться любящей и любимой. А мысль о том, что могут подумать о ней соседки, больше не пугала ее. Наоборот, она готова была встать на защиту собственных чувств и желаний и спросить у любой из тех, кто посмел бы осудить ее, так ли уж праведна обвинительница?..
Когда Нур-ад-Дин, достойный юноша, вернулся после тяжкого дня усердной торговли, он увидел свою мать на диво преображенной. Но то было не преображение влюбленной женщины, о нет! Мариам просто кипела от гнева. И мудрый юноша решил, что, пока матушка пребывает в плену столь сильных чувств, спорить с ней неразумно и даже опасно.
А потому он безмолвно съел нелюбимую мамалыгу, низким поклоном поблагодарив Мариам за заботу, и отправился в свою комнату, прикидывая, как все же ему попросить прощения у любимой, не унизив при этом себя, если, конечно, такое вообще возможно.
Макама девятнадцатая
Должно быть, Аллах всесильный и всевидящий долго смеялся, видя и проделки джиннии и то, насколько умнее любого мага бывают простые люди. Но сейчас судьба четверых хороших людей висела на волоске, и Маймуна поняла, что одного лишь смеха повелителя всех правоверных будет куда как мало. И опять – о, сколько уже раз об этом ее предупреждал Дахнаш! – она решила вмешаться в события.
Да и как было не вмешаться? Она же видела, как обеспокоился Нур-ад-Дин, как на следующий день взволновалась Мариам. Казалось бы, чего же еще надо? Но, должно быть, одного знака для человека маловато – ибо всегда остаются сомнения в том, правильно ли он понял то, что видели его глаза, слышали его уши и толковала его душа.
«Но сколько мне еще вдалбливать в твою, глупый Нур-ад-Дин, пустую голову столь простую мысль? Надо просто сделать так, чтобы Мариам ясно поняла, что без тебя ее жизнь рассыплется в прах… Неужели ты, взрослый и умный мужчина, не можешь втолковать это женщине без подсказки детей колдовского народа, о коих вы сложили уже не одну тысячу сказок?»
Увы, никто из детей рода человеческого не мог ответить Маймуне на ее вопрос, впрочем, и не требующий ответа. Но она, к ее чести, ответа и не ждала. Более того, она уже прикидывала, чтобы такое сотворить, чтобы Мариам и Нур-ад-Дин вновь оказались в объятиях друг друга. И в этот миг прогремел первый удар грома. Не человек, но сама природа нашла ответ на так и не заданный вопрос джиннии.
По черному вечернему небу быстро ползли черные же грозовые тучи. Увы, Аллах всесильный и всемилостивый не часто баловал тихий городок дождями. Вот и сегодняшняя гроза оказалась первой за последние почти пять лет. Вскоре звезды вовсе исчезли за беспросветно-черными тучами, которые своими чревами, обильными влагой, почти легли на город. Маймуна начала опасаться, что столь сильной грозы не видел еще ни один город под рукой Аллаха всесильного и всемилостивого.
«Ну что ж, посмотрим, кто из вас, о глупые дети рода человеческого, бросится первым, дабы спасти другого… А я спрячусь вот здесь, у стены, и посмотрю на это… Какое счастье, что иногда можно положиться на вашу глупость, которая может сделать не меньше, чем магия всех джиннов!.. И ифритов…»
После очередного громового удара наконец пали на землю первые тяжелые и густые капли дождя. Земля, деревья, о Аллах всесильный, даже сорняки на грядках – все жадно впитывало долгожданную влагу, втайне надеясь, что, кроме первых капель, им достанутся еще потоки теплой и столь радостной благодати.
Гром не напугал почтенную Мариам. Если сказать совсем честно, она далеко не сразу заметила и блеск молний. Ибо ее мысли были столь черны, столь безнадежны, что она почти не обращала внимания на происходящее за стенами ее дома. И лишь когда за настежь открытыми окнами начал нарастать ровный шум, почтенная вдова пришла в себя.
– О Аллах, какое счастье, – произнесла женщина, сладко потягиваясь и пытаясь лицом, всем телом, самой душой впитать капли драгоценной небесной влаги.
Ничего этого не слышал ее сын Нур-ад-Дин. Размышления о собственной глупости усыпили его куда быстрее, чем малыша успокаивает пение колыбельной. Снилось ли ему что-то этой грозовой ночью, увы, не было известно никому.
Но не спал его тезка, отец Мариам-младшей, Нур-ад-Дин-старший. После того как почтенная Мариам ушла, он еще довольно долго беседовал с братом в тиши и прохладе вечера.
Шейх-ад-Дин пытался уверить старшего брата, что долг перед почившей женой, доброй Бесиме, он, Нур-ад-Дин, выполнил до конца. И если Аллах всесильный и всемилостивый дал ему силы для того, чтобы жить дальше и воспитывать дочь, то не следует противиться его воле.
– Ведь не только для того, чтобы чтить умершую жену, дана тебе жизнь, брат мой! Ты можешь еще быть счастлив… Ты можешь еще воспитывать внуков, рассказывая им о бесконечных чудесах мира. А если позволит он, повелитель всех правоверных, ты можешь еще и родить детей. Ведь ты, брат, еще вовсе не стар. Должно быть, было бы забавно наблюдать, как будут играть вместе твои дети и твои внуки…
