Нож великого летчика - [25]

— Вот погодите, вернем нож — тогда убедитесь, что я прав, — сказал Димка.

— Кстати, нам пора потихоньку двигаться, — сказал я. Уже полдесятого, и лучше мы чуть-чуть подождем Седого, чем он нас будет ждать.

С этим все согласились, и мы отправились на место встречи. По пути у меня не шли из головы Димкины безумные предположения: а вдруг в них все-таки что-то есть?

Мы не прождали и пяти минут, как появился Седой. Убедившись, что мы на месте, он коротко кивнул нам и сказал:

— Пошли.

Он шел легкой небрежной походкой, насвистывая по пути, а мы семенили за ним. Надо сказать, что теперь, когда встреча с Климом и его кодлой шпаны (что он приведет свою кодлу, можно было не сомневаться) сделалась непосредственной и близкой реальностью, мы (то есть, я, во всяком случае не берусь говорить за других, но, наверно, и Димка с Юркой испытывали то же самое) почувствовали себя не очень хорошо: возникла дурная тяжесть в ногах, и приходилось прилагать усилие, чтобы сдвинуть каждую ногу, вдруг ставшую свинцовой, и сердце бешено колотилось, и во рту пересохло… Нет, не то, что мы сомневались в способности Седого одолеть все и вытащить нас из любой передряги, но все равно было страшно. Однако мы должны были спасти нож — и я, стиснув зубы, перебарывал свой страх.

А Седой, будто нарочно, безмятежно насвистывал:

И с ними

Лет двадцать

Кто мог потягаться,

Как школьнику драться

С отборной шпаной?

И, подмигнув нам, пропел дальше:

Но вот недавно

Их козырь главный

Уже не козырь,

А так — пустяк!

И их оружьем

Их бьют не хуже

И бьют к тому же

На скоростях!

Допев эту песенку Высоцкого, он засвистал «Серую юбку»:

Когда в море горит бирюза,

Опасайся шального поступка,

У неё голубые глаза

И английская серая юбка…

— Чего приуныли, пацаны? — бросил он. — Уж влезли в это дело, так держитесь.

И, словно бы перестав обращать внимание на нас, стал опять глазеть по сторонам, положив руки в карманы и приминая тротуар своей небрежной походочкой.

Пару раз он ещё останавливался поболтать о пустяках со встречными приятелями, которые поглядывали на нас с любопытством, явно гадая, какие такие дела связывают нас с Седым, но напрямую вопросов не задавали, и к Гороховому полю мы подошли где-то без десяти одиннадцать.

А на нужном пустыре оказались без пяти. Клим уже был там — и, естественно, не один. С ним была компания мелкой шпаны, пацанов приблизительно нашего возраста или чуть постарше — штук семь этаких юных шакаленков. Клим верховодил ими — и, вроде бы, делал это с большим удовольствием. Увидев нас, он встал и с глумливой улыбочкой пошел нам навстречу. Но тут заметил Седого рядом с нами — и замер. Замерли и все его волчата.

— Седой, ты? — спросил он. — Вали отсюда, тут тебе делать нечего.

— Ошибаешься, — сказал Седой. — У меня тут свой интерес имеется. Давай отойдем, потолкуем.

— Не нарывайся, Седой, — сказал Клим. — Я бы знал, что ты за этими ребятами — я бы не эту мелкотню привел, а и Рябого, и Шпингаля, и ещё кое-кого. Тебя бы здесь закопали, и никто бы никогда не нашел!

Седой словно бы пропустил эту угрозу мимо ушей. Да эта угроза ведь сама по себе говорила: Клим признает, что без дополнительной помощи ему с Седым не справиться, даже всю эту свору мелкой шпаны на него выпустив, и готов идти на попятный.

— Давай поговорим, — спокойно повторил Седой. — Просто поговорим, так, чтобы все они нас не слышали. Чтобы у тебя потом неприятностей не было.

— Неприятностей?! — расхохотался Клим. Но были в его смехе дребезжащие нотки, которые показывали: он начал поджимать хвост.

— Угу, — кивнул Седой. — Ты сам не представляешь, во что влип. Давай, отойдем в сторонку.

И пошел к дальнему краю пустыря, не оглядываясь и не сомневаясь, что Клим потащится за ним следом. И Клим потащился.

Не доходя до края пустыря, Седой остановился, повернулся и заговорил с Климом. Нам было видно, что позы у обоих достаточно напряженные — у Клима, в первую очередь, но и заметно было, что Седой старается вести беседу в довольно дружелюбном тоне, стараясь вложить в голову этому придурку какие-то важные мысли, а не запугивая его.

Пока они говорили, семеро шпаненков приблизились к нам.

— Ты гляди, двое джинсовых! — сказал один из них.

— Сейчас Клим с Седым договорится, джинсы с них снимем, в трусах домой побегут! — загоготал другой.

— И ранцы у них классные, тоже пригодятся, — заметил третий.

У меня и у Юрки были роскошные чешские ранцы — из крупнозернистой грубой кожи, на медных заклепках. У Димки ранец был похуже, но тоже из натуральной кожи.

Эта сволочь потихоньку брала нас в кольцо. Один из них протянул руку и пощупал материал Юркиных джинсов. Юрка отпихнул его руку, и тот тут же вскинул кулак:

— Ты!.. Борзый!.. Урою!..

Седой вдруг повернул голову и гаркнул:

— Эй, вы! Отойти друг от друга на двадцать метров и не приближаться!

Шпаненки заколебались, выжидая, что скажет Клим. Клим еле заметно кивнул им — таким кивком, как будто он по собственной воле велит оставить нас в покое, а не подчиняясь Седому — и вся шобла нехотя отошла от нас.

Седой и Клим разговаривали ещё минут десять, и эти десять минут мы ждали в таком напряжении, что мускулы начало спазмами сводить, и в животе будто кто-то все кишки в тугой узел завязывал. Потом Седой кивнул Климу, будто благодаря его, и неспешно направился к нам. Проходя мимо нас, он не стал притормаживать, а лишь коротко бросил: