Нож Равальяка - [98]

— Боюсь, что мы не узнаем этого никогда, — с горечью отозвалась Лоренца. — Если у Галигаи так плохо со здоровьем, то я буду последней из ее забот.

Кларисса не стала говорить, что она и секунды не рассчитывала на помощь этой женщины. Зато она высказала свое мнение относительно Вийяра: то ли в случае с ним и впрямь случилось неслыханное чудо, то ли королева Марго не так уж расхворалась.

— Неужели вы подвергаете сомнению могущество Девы Марии? — насмешливо осведомился Губерт. — Уж не стали вы на старости лет гугеноткой?

— Перестаньте говорить глупости. Все, что мы втроем можем сделать — да, да, и вы тоже, брат мой, и не смотрите на меня косо, — это вместе с нашим отцом Фремие отправиться в Льес и заказать благодарственный молебен, когда Тома вернется домой, в памяти или без нее. Признаюсь честно, что я буду жить спокойно только тогда, когда Тома окажется под защитой наших надежных стен...

— Неужели вы думаете, что я живу спокойно? Я бы тоже предпочел, чтобы Тома находился в стенах нашего замка, который спокойно выдержит любую осаду, но напоминаю вам, что я вовремя заметил его болезненное состояние, и небо послало мне доктора Шанселье, которому я обязан спасением обеих своих ног. Живым бы я его не довез. Но признаюсь откровенно, что каждый день, ложась спать, я места себе не нахожу оттого, что не могу забрать Тома домой! А еще больше меня мучает тот факт, что я не могу действовать открыто и у всех на виду! В другие времена я пошел бы прямо к королю и показал бы ему, что сотворили с моим сыном! Впрочем, при нашем добром Генрихе это темное дело давно бы уже прояснилось. Да что я говорю! До этого бы и не дошло, потому что у эрцгерцога было бы много других забот, и он бы не засадил в тюрьму благородных французских дворян! Жаль, что наш теперешний государь, несмотря на то что достиг совершеннолетия и вот-вот женится, не взрослеет. Он по-прежнему играет в игрушки, печет пирожные и дрессирует охотничьих соколов в обществе своего верного друга де Люиня.

— Не упрекайте его за это, — сказала Кларисса. — Не любимый матерью, которая думает только о себе и своем дорогом Кончини, бедный мальчик наслаждается хотя бы радостями почти что братской дружбы.

— Братской? Король Франции с жалким дворянчиком из провинции?

— Напрасно вы столь высокомерны. Де Люинь старше короля и делает его жизнь более сносной. Посмотрим, что будет, когда наш король вернется из Бордо после венчания. Хотя мы никогда не перестанем горевать о безвременной кончине Генриха.

— Даже мадам де Верней сожалеет теперь о его кончине, — сообщила Лоренца. — Мадам де Конти пишет, что маркиза, наконец, протрезвев, сказала принцу де Жуанвилю: «Будь наш малыш по-прежнему с нами, он схватил бы бич и выгнал торгующих кавалеров из храма!»

— Самое время сожалеть о нем, после того, как сделала все, чтобы привести его к кончине! Она еще заплачет о нем кровавыми слезами, но и это будет ей слабым наказанием за то, что она натворила, — с горечью произнес барон. — А Франция, которую Генрих сделал великой, стала посмешищем всей Европы и будет и впредь прозябать, если Небо не пошлет ей неведомо откуда гения! А если не пошлет, править ею будут разнаряженный в золото фанфарон и толстая стареющая индюшка, которая его боготворит, а мальчишка-король, который никогда не повзрослеет, будет прикрывать обоих своей мантией. Какой вывод? Франция пропала, дорогие мои! Что у тебя, Шовен? — обратился барон к мажордому, который осторожно проскользнул в дверь. — Нам прислали весточку? Мне показалось, что я слышал топот коня.

— Нет, весточку не прислали, но приехали к вам с визитом. Монсеньор епископ Люсонский спрашивает, можете ли вы принять его?

— Да, конечно! — радостно воскликнула Лоренца, не дожидаясь ответа барона Губерта, и тут же извинилась перед ним за свою поспешность.

Но она так обрадовалась возможности вновь увидеть молодого прелата, который облегчил ее душу в тяжкий миг после суда над несчастной д'Эскоман. Барон, однако, ничуть не оскорбился, он повернулся и сказал мажордому:

— Вы слышали, Шовен? Просите!

О принадлежности к церкви вошедшего скорым шагом гостя говорил разве что фиолетовый цвет его камзола и штанов, заправленных в высокие кавалерийские сапоги, они были серые, так же, как и перо на шляпе, и перчатки с крагами. Под шляпой, которую он снял, чтобы приветствовать хозяев, оказалась фиолетовая шапочка, прикрывавшая тонзуру.

— Как любезно с вашей стороны, монсеньор, проделать столь долгий путь, чтобы повидать нас, — проговорила Лоренца, преклоняя колени, чтобы поцеловать аметистовое кольцо прелата.

Приложилась к кольцу и Кларисса, сожалея про себя, что такой красавец-рыцарь вынужден был стать священнослужителем.

— Простите меня, барон, и вы, мадам, что приехал к вам так неожиданно, но дела меня призывают в аббатство де Ройомон, и я решил заехать в Курси. У меня к вам разговор, и я в восторге, что вижу здесь всех вас троих.

— Прием моих дам свидетельствует, что ваш восторг разделяют и они, а я к нему присоединяюсь, — с витиеватой любезностью ответил гостю барон и тут же посмотрел в сторону со свойственной ему насмешливой улыбкой, ища мажордома. — Эй, Шовен!