Ной Буачидзе - [54]

Из группы казаков-провокаторов грянули выстрелы. Ной пошатнулся, схватился рукой за шею. Попытался продолжать речь:

— Товарищи!.. Не давайте войне…

Захлебываясь кровью, Ной Буачидзе упал.

Бутырин доставил Ноя на автомобиле в центральную больницу — в недавнем прошлом военный госпиталь.

Видавшие виды хирурги молча склонили головы: три пулевые раны, и каждая смертельная. Пуля, вошедшая с правой стороны шеи, перебила крупные сосуды в грудной полости, последовало внутреннее кровоизлияние. Зияющая рана у десятого ребра. В правом надплечье большая дыра от разрывной пули, она раздробила ключицу и плечевые кости.

Не приходя в сознание, Ной умер.

…С полудня 20 июня Владикавказ был объявлен на военном положении. Без особого пропуска никто — ни пеший, ни конный — не смел покинуть город или въехать в его пределы. Начальник заставы, выставленной у много раз описанной русскими поэтами почтовой станции Ларе, китайский доброволец Лю Си на свой риск сделал исключение для седоков одного запыленного экипажа. Старший из путешественников, высокий грузин в полотняной блузе, протянул Лю Си сверток с винными ягодами:

— Пожалуйста, угощайтесь! Инжир из нашего сада. Мать сама собирала для Ноя… Не знаете, он сейчас во Владикавказе?

Лю отвел глаза. Нет, пусть кто-нибудь другой скажет брату Буачидзе — это был Николай Григорьевич — страшную правду.

— Извините, не могу ответить.

— Ничего, ничего, — по-своему понял замешательство китайца деликатный Николай Григорьевич. — Чхубиани будут знать.

Ночью Яков Бутырин и Сандро Чхубиани проводили братьев Буачидзе в больницу. Николай Григорьевич попросил до утра оставить их в маленькой комнате, где на железной солдатской койке лежал укрытый красным полотнищем мертвый Ной.

В это время в степи, на перегоне, стоял поезд. Роза в который раз устало спрашивала проводника:

— Когда двинемся, сколько еще до Владикавказа?

Утренние выпуски владикавказских газет известили, что в пять часов вечера 21 июня тело председателя Совета Народных Комиссаров Терской республики будет перенесено в здание Народного Совета. Одновременно сообщалось, что на экстренном заседания Совнарком рассмотрел и удовлетворил просьбу братьев покойного: он будет похоронен в селении Парцхнали, в горах Западной Грузии.

22 июня Терская республика прощалась с главой своего правительства, бесстрашным солдатом ленинской гвардии товарищем Ноем. По обеим сторонам Александровского проспекта выстроился почетный караул: красноармейцы, ингуши, осетины, кабардинцы, казаки, китайцы. У гроба стояла Роза Шабалина. Она, наконец, приехала, но Ной, отдавший революции всю жизнь, не дождался своего друга.

В воздухе кружился аэроплан. Верные своей присяге, офицеры русской армии, военные летчики Александр Русанов и Николай Просвирин сбрасывали обращение терской коммунистической организации к населению Владикавказа. Просто и очень точно было написано: «Буачидзе не знал, что такое страх, отчаяние или жалобы. Своим влиянием он не раз предотвращал ужасные кровавые столкновения между народами, населяющими Терек. И любовь к нему загоралась всюду, где он появлялся… Надо так жить, чтобы так умереть».

Из Грозного и Кизляра, Нальчика, Пятигорска и Моздока, из Минеральных Вод и Порт-Петровска, из аулов Чечни, Ингушетии и Кабарды, из казачьих станиц и осетинских селений, из ближних и дальних мест — от всего разноплеменного и многоязычного населения Терской республики делегаты везли венки. Один венок, к немалому удивлению владикавказцев, был с белой лентой — венок от батальона китайских добровольцев. В Китае белый цвет считается траурным. Иероглифами была выведена надпись: «Ты жил для людей, ты погиб за людей, ты вечно останешься в наших сердцах, товарищ Ной».

Траурная процессия двинулась в путь. До границы с Грузией гроб сопровождал воинский эскорт от всех частей Владикавказского гарнизона. Свою программу встречи праха Ноя Буачидзе, оказалось, разработали и движимые чувством мести меньшевистские власти. Вопреки «гарантиям», данным по прямому проводу главой правительства, лидером меньшевиков Жордания, у въезда в село Казбек разыгралась дикая сцена. По наущению священника Кавкасидзе какие-то темные личности, кликуши, фанатики набросились на гроб.

«До сих пор я не в состоянии вспоминать об этом без содрогания, — говорит Нина Аладжалова, в ту пору член Кавказского краевого комитета партии. — Негодяи стали срывать и втаптывать в грязь изодранные в клочья венки, красные полотнища, сопровождали это оскорбительными выкриками по адресу покойного товарища Ноя и большевиков. Когда Кавкасидзе выкрикнул, что в гробу не труп Буачидзе, а бомбы для восставших против меньшевиков душетских крестьян, произошло нечто совсем безобразное, чудовищное. Топором была сорвана заколоченная крышка гроба.

И только тогда, когда в гробу вместо оружия был обнаружен труп, погромщики отхлынули. Грузовик с братьями Буачидзе был отпущен».

Из Мцхеты гроб был отправлен поездом в Белогоры. По пути на всех станциях к вагону с прахом Ноя подходили рабочие, крестьяне, выражали свои симпатии покойному и сочувствие родственникам. На больших станциях и уж само собой в Белогорах возникали летучие митинги.