Но внезапно ударился о кочку
И перелетел через лежащего на траве вратаря.
Мяч летит над тобой,
По близкой низкой дуге,
Но его не достать рукой,
Нечего делать пустой руке.
Ни времени, ни сил отыграться
у «Динамо» уже не остается.
После игры Шестернев сказал Пильгую:
— Не переживай, это мне нужна золотая медаль,
А ты еще очень молод, у тебя все будет.
Пильгуй еще долго играл,
Но чемпионом так и не стал —
Это был его единственный шанс.
Лобановский
Полтора часа подряд
Вперед и назад, вперед и назад
Он раскачивается,
Сидя на тренерской скамейке.
Он не выскакивает к бровке,
Не покрывает пространство матом,
Не бросается на судей,
Он всего лишь раскачивается.
Но игра киевского «Динамо»
Безупречно точна,
Как швейцарский часовой механизм,
Потому что работает маятник,
Строго отмеряющий такт за тактом,
Вперед и назад, вперед и назад.
Полтора часа подряд.
Мяч
Когда один играет головой,
А другой бьет ногой,
Когда защитник скользит в подкате
И срезает противника, как нож траву,
Когда вратарь идет на мяч руками
И получает бутсой в челюсть,
Осколки коленных чашечек
И лицевых костей,
Сломанные ноги и разбитые головы —
Все это в порядке вещей.
Футболист беззащитен,
Потому что он о себе не думает вообще,
Все его силы и помыслы сосредоточены на мяче.
А он ускользает. Он один
Насмешлив. Неисповедим.
Невредим.
Смерть вратаря
«Анжи» (Махачкала) — ЦСКА (Москва) — 0:0. Чемпионат России.
18 августаst1:metricconverter productid="2001 г"2001 г/st1:metricconverter. Махачкала. Стадион «Динамо». 18000 зрителей.
Если бы Перхун выставил колено,
Наверно, Будунов получил бы травму —
Он шел на мяч отчаянно и безоглядно,
Но тогда бы они не столкнулись головами.
Вратаря унесли с поля. Нападающий ушел сам.
Отек мозга у Перхуна начался сразу,
В самолете он впал в кому,
Из которой уже не вышел.
Ему было 23. Он был талантлив.
У него была беременная жена.
Но он не выставил колено.
Будунов вернулся на поле —
Только в следующем сезоне.
Пересматривая видео этого столкновения,
Я думаю о рыцарском турнире,
Когда обломком копья
Был смертельно ранен французский король
Генрих II.
Перхун был тоже
Как король неосторожен.
Доверие спорту
Ты включил телевизор
И скривился.
Ты твердо уверен: все, что тебе покажут, — ложь,
И нет ни единого шанса ее распознать.
Разве немного подправить
Другой, не столь очевидной ложью.
Хвост виляет собакой.
Победа и поражение —
Игры с изображением.
Только в спорте
Пот, слезы, кровь и даже смерть
Подлинные.
Ты видишь, как защитнику сборной Голландии ЯпуСтаму
Прямо у края поля зашивают рассеченную бровь.
По лицу течет кровь.
Ее подбирают ватным тампоном.
Ему наложат повязку, и он выйдет на поле,
Потому игра больше боли.
Спорт являет достоинство человека
На пределе духа и тела.
Посреди цифрового века
Вопреки монтажным подделкам
Последняя точка опоры —
Доверие спорту.
[1]Г е йз е н б е р г В е рн е р. Физика и философия. Часть и целое. Перевод В. Бибихина М., «Наука», 1989, стр. 226.
Маканин Владимир Семенович родился в 1937 году в Орске. Прозаик. Живет в Москве. Постоянный автор “Нового мира”.
Это эссе было прочитано автором в Страсбурге на церемонии награждения его Европейской литературной премией в марте 2013 года.
1
Стукачество — грех невеликий. Оно малозаметно. Стукача можно высмеивать. Можно вслух (на всякий случай) стукача остерегаться самому или остерегать кого-то неопытного.
Стукач — это доносчик.
Он мог бы так и называться — доносчиком… осведомителем… шептуном… информатором.
Но Язык распорядился, как выстрелил.Стукач— лучше и не назовешь. Стукач — это человек, который стучится в кабинеты, где власть. Проходит в знакомую ему кабинетную глубь, садится в кресло напротив истучит, кто из нас и в чем замечен. Стукач (не каждый раз! а все-таки!) чувствует, как и каким шагом он проходит этот порубежный знак зависимости от власти. И характерно, что стукач знает за собой свою жизненную слабинку, эту некоторую как бы виноватость души.
Однако скучающий собеседник в наши дни обычно бывает разочарован темой. Стукач, мол, слишком старомодный типаж. Изжитый сам по себе. Когда, мол, все это было! И вообще — что, мол, это за люди? Эти стукачи?.. И надо ли в большом разговоре о них помнить?
2
В Германии в 1978 году в издательстве Бертельсман вышел на немецком мой роман “На первом дыхании”. Первый зарубежный перевод!.. Тогда же, немедленно, в нашей советской прессе меня, как водится, обругали. Но для того времени это было нормально. Ругали в меру, больше для порядка. Как вдруг “вражий” голос Би-би-си передал “из-за бугра” по радио, что вот на Франкфуртскую ярмарку был приглашен молодой писатель Маканин: издать его издали, а на ярмарку не выпустили.
Всесоюзное Агентство по авторским правам, которое тогда всеми правами командовало, привычно и бодро ответило:Маканин болен, и только поэтому он не приедет.А вместо больного на ярмарку во Франкфурт приехали пять советских чиновников Агентства,они, как известно, никогда не болеют.
Радиоголос Би-би-си вызвал у нас, в Москве, свежий писательский переполох: кто такой Маканин.
Однако опытный Георгий Марков — первый секретарь Союза писателей — сгладил, вернее сказать, пригладил дело. Он меня вызвал, расспросил — и в моем же присутствии задал одному из чиновников вопрос, кто у нас едет в Германию в ближайшее время. Ему ответили: Трифонов… И Марков сказал: “Ну, выпустите заодно и
