Новый мир, 2010 № 10 - [34]

— Я взял фляжку с водкой, — прошептал Кух.

— Вовремя, однако, — отозвался Бух и остановил движение.

Лежа на льду, они выпили по одному обжигающему глотку.

— Так еще можно жить, — прошептал Бух. — Кстати, ты представляешь, как мирная лондонская конференция может отразиться на нашем переходе? Ты все-таки историк…

— Даже думать об этом не хочу. Я не историк, я только учусь, — сказал Кух с кривой улыбкой и выпил еще одну порцию.

 

Ползли уже два часа, не меньше. Брюх иногда поглядывал на часы, но в темноте разве увидишь стрелки. По ощущениям — часа два. Грудь еще можно было чувствовать, но со спиной и задом — вообще засада. Казалось, холод стал живой субстанцией и вырывал когтистыми пальцами лоскуты кожи, обнажая мясо. И это при плюсовой температуре. Но хуже было другое — несколько раз попадали на участки, где сквозь лед просачивалась вода. Неглубокие лужи, сантиметров пять глубиной, но одежда постепенно пропитывалась влагой, и, какой бы толстой и многослойной одежда ни была, вскоре хронопы были сырыми насквозь.

Прожекторы чертили на льду странные геометрические фигуры, но эффективность их была невысокой. Световым потокам не хватало энергии. И это спасало хронопов. Когда сталкер с хронопами преодолели половину пути, ползти стало еще тяжелей. Теперь лед был сплошь подтопленный. Фляжки со спиртным имелись почти у всех. И минутные остановки хронопы делали часто.

Брюх чуть задержался, подождал, когда с ним поравняются Кух с Бухом.

— Скажите, на какие только жертвы мы не идем, чтобы записать альбом у французов? А?

— Блллль, дикие жертвы, — откликнулся Бух. — Но мы все служим Великому пути.

Бух неделю назад накупил на книжной куче книг с восточными мудростями и старался не только выучить их наизусть, но и следовать их указаниям.

— Быстрый ветер не продержится все утро, а сильный дождь не продержится весь день… — Бух отхлебнул из фляжки, предложенной Кухом. — Кто делает все это? Небо, блллль, и земля. Однако ни небо ни земля не могут сделать что-либо долговечным, тем более человек.

Он замолк. Сделал еще один глоток. И продолжил:

— Поэтому человек служит Великому пути. А кто служит Великому пути, тот равен Великому пути. Вот… — добавил он с причмоком.

Кух продолжил громким шепотом:

— Поднявшийся на цыпочки не может долго стоять. Кто делает слишком большие шаги, не может долго идти. Кто сам себя восхваляет, не добудет славы. Поэтому человек Великого пути не делает этого. — Кух тоже читал восточных мудрецов, а не только Розанова. Брюх не читал Дао Дэ Цзин, ему нечего было добавить к репликам друзей. Он, не тратя силы на слова, выпил из той же фляжки и стал догонять Нюха.

В этот момент впереди раздался сдавленный крик Рябова:

— Все назад! Трещина!

Брюх привстал на коленях и увидел, что это даже не трещина, а большой черный пролом, в котором уже барахтались Рябов, Дух и Нюх. Все истошно орали.

Сквозь вопли можно было расслышать рябовские слова:

— Распластайтесь на льду, возьмитесь за руки и вытащите нас.

Сам он хватался руками в варежках за края полыньи, но те, хрупкие, обламывались. Из оставшихся на льду Брюх оказался ближе всех к тонущим. Он уже сделал замок левой рукой с рукой Буха и правую тянул к Рябову. Нюха и Духа он не видел за спиной отставного майора.

После нескольких попыток Рябову удалось схватиться. Тогда же Брюх понял, что означает “мертвая хватка”. Он сам ухватился за его рукав и что есть силы потянул его на себя.

В голове у Брюха летели кадры его жизни вперемежку с кусками текста песни “Мы две руки единого креста”. Он постарался скинуть весь этот морок и сосредоточился на спасении себя и друзей. Брюх чувствовал, что замок с Бухом вот-вот рассыплется, и надежнее перехватил сочленение.

А другой рукой, которая уже была по локоть в воде, вытягивал отставника. Он сучил холодеющей конечностью и успевал удивляться тому, что сам еще не оказался в воде. А еще больше удивился, когда Рябов, как проворный морской лев, выскочил из полыньи.

— Теперь тяни ребят! — закричал майор.

На льду произошла быстрая перегруппировка сил. Двое тянули Духа, который уже пару раз нырнул с головкой и хлебнул волжской водички, а другая пара спасала Нюха. Дух был легче, его вытянули быстрее. Затем общими усилиями не дали погибнуть Нюху.

На всякий случай сделали небольшой забег по-пластунски в сторону горьковского берега. Дух был совсем плохой. Дрожал всем телом, губы — белее снега. Он пытался что-то сказать, но выходило:

— Лю… ля… лю…

— Фляжка, — перевел Рябов. Он сам полез за пазуху и стал вливать из фляжки в рот лежащему на боку Духу живительный настой.

— Это деревенский самогон, — объяснил он не требующее объяснений.

Следующим пациентом фляжки стал он сам, потом передал ее Нюху. Последний уже пришел в себя.

— Чуваки, как хотите, а я домой, — просто сказал бас-гитарист.

— Да мы что — изверги, что ли, — затараторил Кух.— Всем надо в тепло. Иначе бубонная чума и ветряная оспа. И, блллль, родильная горячка.

Он еще находил время для иронии.

Самогон сделал чудо, Дух медленно, но все же приходил в себя. Он даже расстегнул свое черное стеганое пальто и вытащил заначку — небольшой водочный шкалик, который одним прикосновением губ ополовинил.